Где-то на дне омута сом беспокойно наворачивает круги, задевая хвостом Славины рёбра.
– Ладно, хрен с вами, идём, – машет рукой Кир. Ему не до споров. – Андрей, Нато, Пикачу, ждите здесь.
В коридоре не такая кромешная темнота, как в тире. Горят зелёным таблички, указывающие на выход, над плинтусом тянется тускло светящаяся полоса аварийного освещения. Слава снимает очки, цепляет их за одну из пуговичных петель на рубашке и гасит фонарик на телефоне – ориентироваться можно и так.
Его душит предчувствие, что всё на самом деле гораздо хуже, и аккумулятор стоит экономить.
Тени в темноте. Глеб
– А теперь разрядили оружие!
…К несчастью, Глеб прекрасно знает, что такое «гермозатвор». Едва ли не лучше всех присутствующих кроме, может быть, Кира. Это проходит в его голове как «всякая фигня из раздела “общая фортификация”», поизучал тему после того, как стал свидетелем установки конкретно этого гермозатвора на заре существования тира…
Из-за чего в бомбоубежищах гермозатворы срабатывают ВОТ ТАК – Глеб знает тоже.
Окончательное, сокрушительное понимание того, что же произошло, накрывает аккурат в тот момент, когда он ловит выскользнувший из рукоятки «глока» магазин…
«Ядерный удар!»
Всю глупость следующей мысли Глебка понимает и сам, но приходит она помимо его воли: «Ну вот, пришёл БП, а у меня по дефолту уже глок и полтора магазина, живём…»
Следом за этим подсознание рисует красивую картинку термоядерного взрыва над Москвой – и диаграмму зон поражения от 500-килотонной боеголовки «трайдента»…
А потом Глеба нахлобучивает, как пыльным мешком.
В этой красивой картинке вот прямо сейчас сгорают папа, Серёга с Ленкой и ещё десятки и сотни знакомых и незнакомых людей… хороших людей! Да вся его прежняя жизнь исчезает – в атомном пламени, за бетонными стенами тира!
Вокруг и так темно, но свет собственного фонаря (мощный родной «шурфайр») вдруг как-то тускнеет, становясь далёким и нереальным. Словно пластик стрелковых очков в одночасье помутнел. В ногах поселяется противная, ватная слабость, а в голове всё громче начинают стучать молоточки: нет-нет-нет-нет!..
И тут на смену насмерть перепуганному семикласснику вылезает мрачный милитарист с «энциклопедическими познаниями матчасти»:
«Чё истеришь, придурок! Пятьсот килотонн… а где ударка и прочие прелести применения?!»
«Так воздушный подрыв…»
«И чё?! Ещё раз, по слогам, пять-сот ки-ло-тонн! А у нас только герма слегка хлопнула и всё! Да этот бункер сейсмоволной тряхнуть должно было так, что до “палубных переломов” дело бы дошло, а тут даже пыль не поднялась!»
«Но… а… ф-фух, точно. Блин. Спасибо тебе, э, глас рассудка!»
«Пожалуйста. Просто в голову надо не только есть…» – И мрачный милитарист куда-то исчезает.
Глеб приходит в себя. Пистолет с третьей попытки оказывается в кобуре, магазин, который Глебка всё это время так и сжимал в ладони – в подсумке на поясе… а не на столе, как по идее следовало. Ладно, авось в темноте никто не заметит.
Расфокусировав свет «шурфайра» в широкий луч, Глебка торопливо оглядывается: «Дашка, вроде, норм… Да все норм… и пыль, кстати, да – не поднялась. Всё норм! Всё!»
Глеб протягивает так и сидящей на полу Дашке руку и помогает подняться, очень надеясь, что ни она, ни остальные не видели, как он чуть не впал в совершенно детскую истерику.
– Спасибо, – шепчет Дашка чуть слышно.
Глеб сжимает её ладонь, продлевая прикосновение. А может, вот прям сейчас взять и сказать ей?!
«Да не, бред… Мы тут влипли не пойми во что, а я ща к ней полезу со своим, блин, объяснением-предложением. Дурак, как есть дурак, впадающий в детские истерики…»