– А он тут уверял разных людей, что вы – ведьма! – заметила она с улыбкой и помахала рукой какому-то знакомому. – Прелестная история! Никто, разумеется, ему не поверил, – утешила она меня. – Каждый знает: если какой-нибудь скандал связан с именем Сен-Жермена, он сам тому виной!

– Вот как?

Я не совсем поняла, что она имеет в виду, но в этот момент в толпу, громко хлопая в ладоши, ворвался герр Герстман.

– Сюда, сюда, месье, мадам! Все в сборе, мы начинаем.

Хор торопливо выстроился возле клавесина, а я обернулась к алькову, где пряталась Мэри Хоукинс. Мне показалось, что занавеска дрогнула. А когда заиграла музыка и зал наполнился стройным пением, то из алькова донесся чистый голос, высокое сопрано, – впрочем, это мне тоже могло показаться.

– Очень мило, англичаночка, – сказал Джейми, когда я, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, присоединилась к нему после концерта.

Он усмехнулся и покровительственно похлопал меня по плечу.

– Откуда тебе знать? – сказала я, беря с подноса у проходившего мимо лакея бокал вина. – Ты же совсем не разбираешься в пении.

– Во всяком случае, оно было достаточно громким, – невозмутимо ответил он. – Было слышно каждое слово.

Тут я заметила, как он весь напрягся, и обернулась посмотреть, кого же он там увидел.

Только что вошедшая дама была хрупка и мала ростом, она едва доставала Джейми до нижнего ребра. Ручки и ножки – словно кукольные, тонкие, как на китайских рисунках, бровки над глубокими иссиня-черными глазами, напоминавшими ягоды можжевельника. И шаг у нее был легкий и немного подпрыгивающий, словно она не шла, а танцевала.

– Аннализа де Марильяк, – любуясь ею, сказала я. – Прелестное создание!

– О да!

Что-то в его голосе заставило меня поднять глаза. Мочки ушей у него порозовели.

– Именно над ней ты одержал свою первую романтическую победу во Франции? – язвительно спросила я.

К моему удивлению, он рассмеялся. Услышав смех, дама обернулась, и при виде Джейми на лице ее засияла ослепительная улыбка. Она уже было направилась к нам, но тут ее внимание отвлек некий джентльмен в парике и нарядном шелковом камзоле цвета лаванды – он довольно нахально остановил ее за руку. Перед тем как обернуться к своему новому собеседнику, она кокетливым жестом махнула веером в сторону Джейми.

– Что тут смешного? – спросила я, видя, как он все еще улыбается, провожая глазами нежно колышущиеся кружевные юбки дамы.

Эти слова заставили его вспомнить о моем присутствии, и он снова улыбнулся – на этот раз мне.

– Да ничего особенного, англичаночка. Просто ты сказала о победах, и я вспомнил, что первая моя дуэль, да, по правде сказать, и последняя, состоялась именно из-за Аннализы де Марильяк. Мне было восемнадцать.

Голос его звучал немного мечтательно, и он следил глазами за темным париком с короткими завитками, мелькавшим в толпе. Перед ним склонялись напудренные головы и белоснежные локоны; среди этих пышных волн то здесь, то там мелькали парики с розоватым оттенком – последний крик моды.

– Дуэль? Но с кем? – спросила я, ища глазами возле китайской куколки господина, которому могло бы взбрести в голову продолжить старую ссору.

– О, его здесь нет, – ответил Джейми, заметив и верно истолковав мой взгляд. – Он умер.

– Ты убил его?

Взволнованная, я произнесла эти слова громче, чем следовало бы. Несколько голов с любопытством повернулись в нашу сторону. Джейми подхватил меня под локоть и торопливо отвел к стеклянной створчатой двери.

– Потише, англичаночка! Нет, я его не убивал. Хотел, – злобно добавил он, – но не убил. Он умер два года назад от болезни горла. Джаред сказал.