– Я – Нат Пинкертон и хочу тебя арестовать.

Глухой крик бешенства был ответом на его слова.

Пинкертон спокойно продолжал:

– Ты говорил, что справишься хоть с дюжиной таких молодцов, как мы. Хорошо же, начинай с меня!

Великан подозрительно посмотрел на руки Пинкертона, но, увидев, что тот не вооружен, сделал быстрый прыжок вперед. Но в ту же минуту Нат Пинкертон неожиданно отскочил в сторону и своим железным стержнем, спрятанным до этого в рукаве, нанес рыжему такой страшный удар по голове, что тот упал как подкошенный.

Подбежал Мориссон, и через несколько минут великан был связан по рукам и ногам, так что не мог, несмотря на свои исполинские силы, сделать ни одного движения.

– Ну-с, это дело сделано, – смеясь, заявил Пинкертон. – И гораздо скорее, чем я думал.

Мориссон отправился за каретой для Боба. Кроме того, необходимо было позвать и нескольких дюжих полисменов для конвоя великана, так как надо было ожидать, что Нед Краузе без сопротивления не даст отвести себя в тюрьму.

Вскоре рыжий очнулся и, увидев себя в полной власти сыщика, заревел от бессильной злобы.

– Ну-с, как же теперь насчет царя в голове? – крикнул ему Роберт. – На этот раз ты, кажется, свалял дурака.

Вместо ответа снова послышался громкий рев, вызвавший со стороны сыщиков только насмешливый хохот.

Через некоторое время вернулся Мориссон с полисменами, и те увели Неда Краузе. Последний сначала отчаянно сопротивлялся, но в конце концов все-таки вынужден был смириться. Через час он сидел уже в камере предварительного заключения.

Роберта Руланда отвезли домой. Рана на груди оказалась пустяшной и уже на третий день совершенно зажила.

На суде Нед Краузе сознался во всем. Однажды за бутылкой пива Леви Канцер, захмелев, проболтался ему о том, что имеет большое состояние и хранит много звонкой монеты и бумажных денег в ему одному известном месте. С тех пор великан не давал несчастному старику покоя. Он преследовал его днем и ночью самыми ужасными угрозами и во что бы то ни стало хотел добиться от него открытия его тайны.

Несколько раз ему даже удавалось проникнуть в лачугу старика, но, несмотря на самые тщательные поиски, там он ничего не мог найти. В конце концов Леви Канцер, защищаясь от негодяя, приделал к окнам крепкие ставни и железные решетки. Так как он изначально был не в себе, то постоянные угрозы и преследования Неда Краузе довели его наконец до состояния полного сумасшествия: стариком овладела мания преследования и он перестал доверять кому бы то ни было.

В ту ночь, когда Нед Краузе привязал Роберта к стулу, он ушел совершенно уверенный в том, что Канцер убьет сыщика. Сам он, прошатавшись несколько часов по разным трактирам, хотел снова зайти на Цветочную улицу, как вдруг увидел старика, который, выскочив как шальной из переулка, бросился бежать. Тотчас же Нед Краузе снова погнался за ним и крикнул бегущему:

– Секрет, Канцер! Скажи мне свой секрет! Не то я задушу тебя!

Подгоняемый смертельным ужасом, несчастный по висячему мосту побежал в город. Краузе гнался за ним по пятам. У улицы Гоустон он уже почти догнал Леви Канцера, как вдруг тот, окончательно обезумев от страха, побежал вверх по лестнице к станции метрополитена, а оттуда дальше по полотну прямо навстречу мчавшемуся поезду, под колесами которого и нашел свою смерть.

Нед Краузе все это видел и чрезвычайно обрадовался такой развязке, так как теперь надеялся беспрепятственно обыскать покинутую лачугу несчастного старика. На радостях он зашел еще в несколько трактиров, окончательно напился, а потом вернулся на Цветочную улицу, где его и арестовали.