Сколько ни пыталась пленница найти выход, ничего не получалось. Разбить шар тоже не представлялось возможным. Дом оказался бутафорским и совершенно пустым внутри.

Барсик любил спать на шкафу в комнате своей маленькой хозяйки. По обыкновению, он прыгнул с пола на тумбочку, а затем на шкаф. С тумбочки что-то брякнулось и покатилось, но кот только дёрнул ушами и довольный улёгся на своё любимое место. Сегодня он уже достаточно наигрался.

– Куда могла пойти ваша дочь? – задавал стандартные вопросы полицейский, приехавший на вызов.

– Она обычно никуда не уходила надолго, только вчера поздно вернулась, но мы ей всегда объясняли, что нельзя уходить без предупреждения, – отвечала заплаканная мама.

– Вы её наказали? Может, она сбежала? Посмотрите, все вещи на месте? – осматривая комнату, расспрашивал полицейский.

– Всё на месте, – уверенно сказал папа, ведь Лена никому не показала, что принесла.

– Понятно, будем искать, – вздохнул полицейский, записывая что-то в своей папке.

Мама сняла кота со шкафа, выходя, закрыла дверь в комнату дочери. Больше Лена ничего не слышала. Темнота и холод заполнили всё вокруг.

«Может, Барсику захочется поиграть и он найдёт этот глупый шарик, – надеялась Лена, сидя на крылечке заснеженного игрушечного домика и ёжась не столько от холода, сколько от охватившего ужаса, – или мама решит сделать уборку и найдёт меня…» Где-то рядом раздалось шебуршение, снежный мир покачнулся, запорхали снежинки, и совсем близко раздался тоненький писк.

В рабочем чате некой компании появилась свежая запись:

Дэлфи: +1, не считая мышей:)

Снег: Хорошо, но могло быть лучше.

Дэлфи: Буду стараться.

Тропа терялась во тьме. Мокрая листва чавкала под ногами, кочки мха проглядывали всё чаще. Бруно остановился и запрокинул голову: ни лун, ни звёзд. Ночью будет дождь. Что-то ударило по воде рядом, разбило тишину. Бруно прислушался. Правая рука легла на рукоять ножа.

– Подойди, – позвал голос, тихий и мягкий. – Подойди, славный путник. Помоги мне.

Она звала из оврага в пяти-шести ярдах. Каждый звук её был так ласков и нежен, что в нём хотелось раствориться, утонуть. Бруно знал, кто она и чего хочет, и потому достал нож. Но затем она позвала снова:

– Спаси меня, отважный путник, – нежнее, полушёпотом, как никто и никогда не звал его. – Мой герой.

Пальцы разжались, нож упал на листву. Бруно сошёл с тропы и спустился в овраг. Тонкие бледные руки обвили его. Он не смел разомкнуть губ и только вслушивался, ловил каждый лукавый смешок, каждый стон, каждый вздох. Гром заглушил все звуки, когда Бруно уже не мог слышать, и ливень смыл кровь с кожи неяды.

Рыцарь смотрел на деревенских с раздражением. Крепкий староста болтал лишнего и не сводил глаз с серебряного кольца у него на шее. Остальные тоже. Стены корчмы пустовали, и только над очагом висело что-то, накрытое грязным пологом.

– Добро, – рыцарь поднял руку, и все воззрились на латную перчатку. – Дальше мы сами.

Он встал из-за стола, не допив пиво, и вышел. Староста следил за движениями его чёрного плаща и думал, дорого ли стоит священный символ Ординария.

У повозки снаружи собрались дети. Курт и Гуго улыбались им, отвечали на вопросы обо всём на свете, давали потрогать плащи. Увидев мастера, они велели детям уходить. Не то чтобы детей он не любил – просто настроение с утра было паршивое.

– Одна дурная неяда, – сказал он. – Мстительная. Староста клянётся, что зла ей не делали, да верится с трудом.

– Выбирает жертв?

– Едва ли. Четыре мужика, три бабы. Просто беснуется. Сделаем работу быстро и уедем.