Мне-то нормально, самолёт нас словно на месяц назад перенёс: трава ещё зелёная, усыпана ржавой листвой. Среди голых потемневших лип мелькают жёлтые берёзы и золотисто-алые клёны. Когда ехали вдоль озера, я заметил ивы в зелёной листве. У нас в начале ноября уже снег лежит и такой дубак, что без шапки уши отморозишь.

Вышли из автобуса, куртки расстегнули. Телефон показывал не больше плюс десяти, но для нас теплынь. Вокруг высокие сосны. Жилые корпуса под старину из брёвен сложены, ближе к ним зелёные свечки туй, а у самого входа, в вазонах, полно цветущих хризантем.

Клаву поселили с девчонкой, что всю дорогу просидела в автобусе, уткнувшись в блокнот. Наверно, поймала вдохновение и строчила новые стихи. Мне пришлось делить комнату с Данькой: будет повод ночью ему в рот носок засунуть, если захрапит!

Нас привезли в неудобное время – обед прошёл, а до ужина ещё два часа. Желудок засосало – хоть беги до той яблони, что видел у въезда на базу отдыха. Данька наверняка что-то в рюкзаке припас, он всю дорогу чипсами хрустел.

Только свалил он на тусовку со своими поэтами, а я в его вещах рыться не хотел. Вспомнил, что покупал Клаве орехи в аэропорту, она съесть не успела – объявили посадку на рейс.

«Куда я их засунул? – пошарил по карманам, нашёл только любимую зажигалку. – Наверно, орехи у Клавы остались».

Решил до неё прогуляться, заодно узнать, как она устроилась с пучеглазой поэтессой в одном номере. Подхожу к их корпусу и вижу: мелькает между сосен голубая Клавкина куртка – я туда. Слышу Данькин гнусавый голос. Я остановился и прислушался, а тот стихи ей читает, и явно не Пушкина:

«Романтик хренов! – мысленно возмутился я. – Его осенний Минск так торкнул? Опять к моей Клаве подкатывает! А она ещё и слушает его! Неужели нравится эта слюнявая муть?»

Пальцы сжались в кулак, надо доходчиво ему растолковать, что его муза где-то бродит с блокнотом. Но я решил понаблюдать из-за пышной туи. Интересно, что Клава ему ответит. Пришлось выслушать стих до конца, отчего у меня в висках застучало. Он дочитал и стоит довольным тюленем, ждёт, чтоб ему рыбу в пасть кинули. Клава задумалась и говорит:

– Знаешь, я не могу это оценить. Потому что не мне нужно читать такие стихи.

– Я посвятил их тебе! – настаивал Данька. – Я так рад, что ты приехала сюда со мной…

Меня затрясло от этих слов, мысленно повалил этого тюленя на землю и начал заколачивать их ему обратно в глотку. А как ещё реагировать? Он пару лет назад обманом вынудил Клаву с ним встречаться! Мы с ней поссорились, а Данька тут как тут, подваливает и зовёт её на озеро купаться. Она со психа и согласилась. А на озере есть опасные места – холодные ключи бьют. Клава попала в один, ноги судорогой свело, и она пошла ко дну. Герой-спаситель сразу нарисовался!

Только спас её Ярик, и он сказал, что это брат Клаву из воды вытащил. Она и поверила! Обман потом раскрылся, Ярика мы простили. Но Данька, видимо, не понял, что обломался навсегда!

Или я чего-то упустил? Тревожно как-то стало, когда Клава после его слов опять задумалась, нервно перебирая косу.

– Вот что я тебе скажу, – наконец заговорила она. – Если хочешь, чтоб я к тебе по-дружески относилась и здоровалась при встрече – прекрати всё это.

– От любви лекарство не придумали! – пафосно заявил он.

– Я серьёзно! – Клава повысила голос. – А если будешь продолжать, нашей дружбе конец! И я всё расскажу Максу!

– Чем он лучше меня?! – воскликнул Данька, приблизился к ней и взял за руку. – Он же параноик! Приревнует и расчленит тебя где-нибудь в лесу!