Богдан выругался, и попытался выправить направление, меняя положение парус, но становилось ясно, что тримаран всё равно пронесёт мимо, а тем временем в небе стали собираться уже совсем подозрительно-темные облака. Выругавшись, незадачливый мореход закрепил руль в нужном положении и налёг на вёсла. После получаса почти непрерывной гребли он окончательно осознал, что в этот раз вёсла не помогут.
Ветер ещё более окреп, волны уже прилично захлёстывали судно. Вожделенный остров остался далеко в стороне – тримаран несло в открытый океан. Судя по карте, острова в том направлении тоже имелись, но расстояние до ближайших составляло раза в три больше, чем до острова, к которому Богдан намеревался доплыть сейчас.
Проклиная свою самонадеянность, юноша со злостью посмотрел на сгущающиеся тучи, и стал готовиться встретить шторм. В общем, он понимал, что если буря разгуляется по-настоящему, шансов не так уж много: хотя судно строилось со всей возможной тщательностью, иллюзий относительно навыков корабела он не питал. Проверив, как надет спасательный жилет из коры, Богдан затянул покрепче крепления груза и убрал парус.
Волны делались всё выше и выше, и вот одна встала настолько высоко, что накрыла тримаран целиком и лишь боковые поплавки удержали кораблик от переворота. Через пару секунд волна схлынула пенными бурунами по стволам палубного настила центрального плота – Богдан, переждал удар, вовремя схватившись за мачту. Для надёжности он привязал себя к ней за пояс, а также закрепил на себе всё самое необходимое из оружия и снаряжения: пробковый жилет позволял держаться на воде даже с некоторым грузом – это он проверил заранее.
– Что же, сам хотел этого! – зло прорычал он, и вдруг, того не ожидая, запел песенку «Перекаты» Александра Городницкого. Богдан имел сильный голос, но неважный слух, любил иногда поорать у костра бардовские сочинения, и даже сам бренчал на гитаре. Сейчас гитары не было, но остался голос, который он и надрывал:
Когда кончались слова, Богдан орал что-то совершенно непотребное, символически сохраняя размерность песни. А потом вдруг перешёл на «Уток» Розенбаума:
Как ни странно, не слишком музыкальные крики помогали хотя бы чисто психологически.
Волны разошлись уже вовсю – в Торцевом океане планеты бушевал настоящий шторм, словно неизвестный хозяин этого мира, повелитель гравитации, светил и лун, начал проверять дерзкого пришельца на прочность. После убаюкивающего суперкомфорта Дворца буря на море казалась карой некоего местного «всевышнего».
Тримаран то взлетал на высоченные гребни, то проваливался в разверзающиеся среди них провалы. Если бы судно имело простой лодочный корпус, его давно бы уже залило водой и потопило, но набирать воду было некуда, а боковые поплавки пока спасали от переворачивания. Брёвна, крепившие поплавки, угрожающе трещали, но пока держались. Богдан мысленно поздравил себя с тем, что сделал их толще, чем планировал вначале, и заорал «Коней привередливых».
Сжимая одной рукой мачту, а другой длинную рукоятку руля, стараясь по возможности направлять тримаран по волнам, а не против них, Богдан стоял на коленях и орал песню за песней. Временами из-за свиста ветра и шума воды он не слышал собственного голоса, но продолжал немузыкально кричать, словно в каком-то зачарованном исступлении пытался перебить рёв стихии.