– Оденьте на меня семейники и заставьте принимать на себя все Стопроцентные, если я не права, – предложила Шани, – но Теньковская сегодня играла явно не по их сценарию.

Грегори с неохотой кивнул, соглашаясь.

– Не ловить тебе Стопроцентных, Шани. Да и о мужском белье придется забыть. Что касается тебя, Теньковская, признаюсь честно: я тебя недооценил. Умеешь постоять за себя.

– На этой ноте надо всплакнуть, – посоветовала Шани, – типа «папка не ждал, не гадал, а птенчик-то уже подрос и из гнезда ломится мир познавать».

– Отлично сказано! – включился в беседу Роксан. – И, между прочим, очень эффектно ломится. – Юноша жадно оглядел Аркашу. – Какая же ты худенькая, Зефиринка.

Аркаше стало неуютно. Захотелось вернуться в тепло огромной футболки Маккина. В ней она чувствовала некую защищенность – словно в объятиях большого добродушного мишки.

– Хрупкая, как стебелек цветочка, – умилялся Роксан.

– Ты слепой, Котяра? – раздраженно бросил Момо. – А раньше ты этого не заметил? Она же всего пару минут назад так и сверкала своим голым кожным покровом. Тощая и лохматая, как плод ночных игрищ швабры и веника.

«Так, значит, ты все-таки пялился на меня втихаря, Момо».

– Сам ты швабра, – обиделся за Аркашу Роксан.

– И веник, – вдохновившись образом, поддакнула Шани.

– Да, да, Кюнехелм, как спец по части «вынести с одного удара», будет совком для мусора, – Грегори прикрыл рот ладонью, пряча зевок, – а я буду половой тряпкой, ведь вы периодически вытираете ноги о мою нервную систему. Все, с позывными разобрались. Начинаем трудиться.

– А мне понравилось. – Роксан, без зазрения совести пропустивший мимо ушей команду от капитана, удрученно вздохнул. – Боюсь, этот эпизод будет долго проигрываться в моей памяти.

– Запросто признаешься, что будешь о Теньковской фантазировать? Она несовершеннолетняя, – хихикнув, напомнила Шани. – Так что, Линси, щас же закатай то, что успел выкатить.

– Это был не грязный намек! – возмутился дикий кот.

– Ну-ну, а помыслы наши чисты, и вообще мы все монахи.

– Блин, Шани, нежнее со мной. В прошлом году ты была такая душка, даже заглядывалась на меня. Но потом совсем озверела. И звереешь до сих пор!

– Капитошка, – Шани элегантно крутанула в руках зонтик, – подскажи, будь добр, куда мне ткнуть, чтобы у этого говорливого кошачьего тела активировался предохранитель? Может, в будущем предохранит его от перспективы трепки.

– Спроси у Шарора, – с равнодушием флегматика посоветовал Грегори. – Он с ним больше общается. Соседи по комнате как-никак. Пусть и подскажет.

– А Рошик на моей стороне! – восторжествовал Роксан. – Он меня любит. Правда, Рошик?

Момо помрачнел так, что любая грозовая тучка вмиг бы побелела от зависти.

– Как его сосед по комнате, вверяю вам и остальным страждущим неограниченную территорию в виде этого «говорливого кошачьего тела» для реализации своих самых «аж кровь стынет в жилах» идей. – Момо сегодня был прямо само великодушие. – Рекомендую тыкать по всем выпуклостям.

– Рошик!! – смертельно обиженный Роксан задергал руками, будто переевшая обезьянка, отмахивающаяся от бананов. – Что ж ты злой-то такой! Не отдавай им меня на растерзание! Я думал, мы друзья!

– А я думал, что тебе нечем думать.

– А я думал, что вы никогда ни черта не думаете. – Грегори, все-таки справившийся со своим апатичным состоянием, перешел в новую стадию закипания. – И о чудо! – оказался прав. Впрочем, как всегда.

Странно, но эти перебранки успокаивали. Аркаша слушала голоса, ироничные интонации, саркастичные замечания, наблюдала за потешными кривляньями. Даже с Колей ощущения были абсолютно другие. И, конечно, это отличалось от чувства опустошенности, охватывавшего ее всякий раз, когда она сидела в своей комнате в квартире тети Оли – тихая, как таракан. Одинокая, как птица с поврежденным крылом, которая нашла убежище на кусочке каменного выступа посреди бесконечных морских вод.