Сажусь на стул и наблюдаю, как Граф подходит к кофемашине. Лениво потягиваюсь и произношу:

— Предпочитаю заваренный в турке.

Ложечка с молотым кофе замирает над банкой — точь-в-точь, как карандаш над блокнотом некоторое время назад.

— Кристина Арсеньевна Страж-Мережсковская, уроженка Санкт-Петербурга, двадцати семи лет от роду, не кажется ли вам...

— И все равно я предпочитаю кофе, приготовленный в турке. — В этот раз демонстрация его осведомленности нужного эффекта не производит — шок по этому поводу я пережила вчера. Кроме того, похоже, новой информацией — более ценной, чем данные моего паспорта и свидетельства о рождении, — он не владеет.

Граф высыпает кофе обратно в банку. Долго и без энтузиазма ищет джезву. Находит. Варит кофе. Ставит передо мной на блюдце чашку. Не спуская с меня глаз, медленно, шурша по столу, пододвигает сахарницу.

— Две ложечки, пожалуйста, — не унимаюсь я.

Хотела бы улыбнуться, но не могу — наваливаются воспоминания, образы, которые привели меня в этот дом. Думаю, я выгляжу странно, так серьезно ведя эту простенькую игру.

— Две. Ложечки, — Граф кладет сахар в чашку и не просыпает, хотя по-прежнему буравит меня взглядом. Размешивает, скребя металлом по дну.

— Еще что-нибудь?

У меня есть варианты. Но вовремя выйти из игры иногда не менее важно, чем победить.

Граф садится напротив, раскрывает блокнот. Машинально проводит пальцем по спирали. Замечаю на карандаше гравировку: «Иголка для бабочек», — название последней книги Графа.

— Так в каком, вы сказали, городе происходит ваша история?

Даже ребенок не попался бы на эту уловку.

— Я не называла город, это неважно для понимания моей истории. Лишние детали только утяжеляют текст, вам ли не знать?

Граф любит кофе. Пьет эспрессо, без сахара. И, наверное, не будь мой собеседник в таком нетерпении, сделал бы и себе чашечку.

— А город, который находится рядом? Тот, куда уезжает Глеб? — Граф постукивает острием карандаша о блокнот, уже наставил целое облачко точек.

— Просто Большой город — так его и называют местные.

— Зачем Глеб туда едет?

— Это, так сказать, спойлер.

— Леди, если вы не прекратите увиливать от ответов, я лишу вас кофе! Сделка должна быть честной.

— Тогда задавайте правильные вопросы, — одариваю его невинным взглядом, который при умелом использовании может бесить не хуже откровенного хамства.

— Не играйте со мной, — Граф прищуривает глаза.

— Разве вы не за этим каждую ночь открываете мне дверь? Не потому, что так любите игры? — я продолжаю глумиться над Графом, но обрываю себя. Мне не хочется лишаться кофе — он изумительно вкусный. Так что иду на компромисс. — Глеб исполнил мечту отца и поступил в педагогический университет. Его отец был учителем, но по некоторым причинам ему пришлось отказаться от своего призвания. Так что осенью нашего героя ждет общага и одни девчонки на потоке.

Графу мой ответ не по нраву — морщится, что-то калякает в блокноте. Видно, профессия учителя не вписывается ни в одну из его теорий.

Я все жду вопроса о новом герое моей истории — того, что с разорванным ухом, но Граф молчит. Понял, что я так просто не открываю карты, и решил действовать осторожно?

Граф умен — этого ему не занимать, но я хитра. Ему скучно, а я плету кружева изысканной мести. Преимущество на моей стороне.

— До начала учебы еще осталась неделя, которая сейчас кажется Глебу волнующей и тревожной. Ему невдомек, что на самом деле это последняя беззаботная неделя его в жизни.

Граф едва заметно кивает мне: «Продолжайте».

— Всю неделю после своего дня рождения Глеб просыпался с мыслью, что скоро встретится с Ланой. Еще не открыв глаза, он видел ее счастливое лицо, на которое ветер задувал пряди каштановых волос. Слышал ее хрипловатый, словно спросонья, голос после затяжного поцелуя в губы. Ощущал подушечками пальцев позвонки ее гибкой спины — наверное, нечто подобное чувствует музыкант, влюбленный в свой саксофон. У Глеба и в самом деле получалось извлекать из Ланы музыку, он никогда не слышал ничего прекраснее ее стонов.