— Да, — ответил Глеб.

Вот и не стало преграды.

И не было у него ответа, по какой причине он уже шел к машине, на ходу вынимая из кармана телефон, чтобы отменить встречу с Ланой — девушкой, о которой только и думал весь день.

Ему не нравилось то, что он делал, и что при этом чувствовал. Словно в нем проснулся другой мужчина. Не Глеб, а кто-то другой сейчас набирал Лане сообщение вместо того, чтобы позвонить, — трусливый, недостойный поступок.

Тот, второй, был хитрым и жадным до эмоций. Он подчинялся инстинктам, а не рассудку. Глеб остерегался его, хотя в какой-то мере и восхищался — так любуются хищником с безопасного расстояния. Эти ощущения волновали Глеба, сбивали с толку. Их хотелось постичь, приручить — чтобы потом от них избавиться.

Зазвонил телефон. Глеб отключил звук, но экран продолжал вспыхивать то от звонка, то от сообщения.

— Я бы и на своей отвез. Необязательно было твою ждать, — он отключил мобильный.

— Лучше на моей. Давай заводи уже.

Глеб почувствовал — что-то произошло: Ксения вдруг замкнулась в себе. Волновалась из-за того, что ожидало ее в городе? Если так, то где ее муж? Почему он не рядом?

— О чем ты думаешь? — выруливая на трассу, поинтересовался тот, второй. Сам бы Глеб не стал — не его это дело.

— Скажи, у тебя бывает такое, когда точно знаешь, что поступаешь неправильно, но не можешь остановиться? — снова вопросом на вопрос ответила Ксения.

Ее слова так напоминали происходящее сейчас с Глебом, что он невольно сбросил скорость.

— Бывает…

И больше ни слова за всю дорогу.

Когда въехали в город, уже стемнело. Свет фонарей — слишком яркий после черного тоннеля трассы — резал глаза. Глеб редко бывал в этом городе вечерами — обычно приезжал днем, с отцом, на «развалы», где можно купить запчасти по хорошей цене. А в этом районе, похоже, и вовсе не появлялся. Глеб запомнил бы небольшие, старые, двухэтажные бараки — развалюхи на два подъезда. Возле переполненных мусорных контейнеров бродили ободранные собаки. То там, то здесь попадались ржавые машины без колес и стекол. Женщина, подвязав к поясу подол длинной юбки, стирала белье в тазу возле колонки.

Глеб припарковал машину под фонарем, в одном из редких световых пятен в этом районе.

— Жди здесь, — приказала Ксения.

— Я с тобой.

— Нет, — как отрезала.

— Тебе нельзя здесь ходить одной, — твердо возразил Глеб и сам удивился своему тону.

— Я же сказала — нет, — сухо повторила Ксения и, не глядя на Глеба, вышла из машины.

Пара десятков легких шагов — и она скрылась за скрипучей деревянной дверью подъезда.

Глеб подождал с минуту, барабаня пальцами по рулю. Затем закрыл машину и отправился вслед за Ксенией, по пути цепляясь взглядом за оторванные штакетины, толстые ветки, металлический прут. Мало ли что ожидало его в этом бараке...

— Эта Ксения — ведьма?

Вопрос Графа вырывает меня из напряженной темноты барачного района. Щурюсь от света, словно его только что включили.

— Ведьма? — усмехаюсь. — Так любите себя обманывать?

— Я перестаю вас понимать, Шахерезада, — в голосе Графа чувствуется легкое раздражение.

Он прислоняется к столешнице и скрещивает руки.

— Бросьте, Граф. Вы и не пытались, — опускаю взгляд на разводы кофейной гущи в чашке. Никогда не хотела знать свою судьбу — до всей этой истории.

— Звучит как обвинение, — сухо замечает Граф. — Вам нужно мое сочувствие? Бедная, несчастная воровка, обиженная судьбой, но не природой… Может, мне вас еще и по головке погладить? Но вы же не терпите прикосновений.

Закатываю глаза. Унизить, сделать комплимент, поиздеваться — и все это в нескольких фразах.