Где-то там его ждали жена и дети. И он должен был дойти до них. Обязательно. Непременно. Другого исхода увлекательной прогулки просто не существовало.

Он не заметил, как спустился со склона и пошёл по более-менее ровной местности. Деревья вокруг вдруг закончились, слой снега стал толще, а ветер принялся дуть так сильно, что грозился выдуть не только последние остатки тепла, но и саму душу.

Павел поскользнулся и упал. И падение вдруг подействовало на него отрезвляюще. Словно кто-то встряхнул его и заставил проснуться. Он обнаружил себя лежащим на льду, припорошенном снегом. И он обрадовался. Он так отчаянно обрадовался, что беззвучно засмеялся, запрокидывая лицо в небо. Чёрт возьми, но он же дошёл! Он на месте! Осталось только найти сам домик.

Он еле поднялся на ноги. И пошёл обратно по своим следам. Вышел на берег и огляделся. Где же дом? Неужели это какое-то другое озеро? Нет, к чёрту сомнения! Он на месте. Иди уже, идиот!

Он тронулся с места. Шатаясь и смеясь, Павел прошёл несколько шагов. И уткнулся в редкий частокол, окружающий домик. Калитка. Где-то тут калитка, чёрт бы её побрал. Он двигался вбок, стараясь не потерять тонкое горизонтальное брёвнышко на уровне груди. И через несколько бесконечных метров наткнулся на калитку. Потянул на себя. Потом ещё. Сильнее. Калитка не поддавалась и Павел вдруг рассердился. Волна злобного жара придала ему сил – он рванул сплетение древесины и получил узкий проход, через который с трудом протиснулся.

Здесь снега было гораздо больше, словно природа специально навалила его во двор домика, чтобы не дать никому подойти к вожделенной двери. Мелькнула было ужасающая паническая мысль, что дом могли запереть на замки, но Павел затоптал её, мотая головой. Да нет же, домик всегда ждёт гостей. Всегда открыт.

Ручка двери оказалась слишком маленькой и у Павла никак не получалось схватиться за неё. Не чувствуя пальцев, он не мог схватиться покрепче. И он заплакал. Уткнувшись лбом в дверь, он плакал навзрыд от бессилия и обиды. Нет, ну это надо же, пройти такой сложный и долгий путь и в итоге подохнуть на пороге дома только из-за того, что не смог открыть дверь. Вот же будут спасатели насмехаться над этой тупостью, когда найдут его. Борис хоть в лесу помер, не так обидно.

Слёзы тут же замерзали на лице. И это почему-то испугало Павла. Он ухватился за ручку и дёрнул. Снова дёрнул. И дверь вдруг поддалась. На какой-то миллиметр, но она сдвинулась, и Павел засмеялся от радости. Издавая отрывистые хриплые звуки, означающие смех, он дёргал дверь и торжествовал от каждого сдвига.

И он открыл её. Тяжёлую неповоротливую дверь из толстых дубовых досок. Она распахнулась и, подхваченная ветром, ударилась об стену. Павел махнул на неё рукой и сделал шаг на ступеньку. Ещё один. И снова. Поднялся в небольшую прихожую и пошарил рукой в поисках выключателя. Потом запоздало сообразил, что никакого электричества тут нет и в помине.

Снег заметало внутрь, но он уже ничего не мог с этим поделать. Затворить дверь, прижимаемую к стене ветром, было выше его сил. Ничего, внутренняя стена не менее толстая. Он и так не замёрзнет. Ничего страшного.

Павел ввалился в комнату и упал на колени. Снег! Эту дверь обязательно закрыть! Мыча и кряхтя, он снова поднялся, развернулся и закрыл дверь. И сразу отрезал себя от свиста ветра и шелеста снежных кристаллов.

Он шарил глазами в темноте и пытался вспомнить, где в единственной комнате находится металлическая печка-буржуйка, старая, пузатая и очень надёжная. В центре комнаты. Точно, она где-то в центре из соображений безопасности. Стоит на большом металлическом листе, а труба уходит на чердак и наружу. Вытянув руки перед собой, он сделал пару шагов. Потом ещё пару. И уткнулся в трубу. Стуча по ней, он опустился ниже и нащупал обрубками рук саму печь. Безумно холодную и твёрдую.