Потом, когда приплёлся домой, меня стало очень сильно клонить ко сну. Открыв мне дверь, мама устало сказала:

– Я тебя уже заждалась. Ты где был?

– М-м-м, – только и смог промычать ей в ответ.

– Ты что, пьян?! – одёрнула она меня.

– М-м-м, – снова произнёс нечленораздельную речь я.

Мне было очень смешно, когда я с мамой, наконец, поздоровался. У меня ни разу не было такого, чтобы, глядя на неё, мне хотелось ржать.

Я доплёлся до своей комнаты, не слыша и не разбирая её громких возгласов. А когда, проспав несколько часов, проснулся, до сих пор испытывал какие-то лёгкие ощущения бездействия и безразличия. Мне не хотелось вставать с кровати, открывать глаза, мои руки и ноги не слушались и продолжали неподвижно лежать на постели.

– Стас, вставай, тебе надо позавтракать, – успокоившись, ровным тоном произнесла мама, войдя в мою комнату.

– Я не голоден, – медленно ответил я.

– Что с тобой происходило вчера? Я тебя совсем не узнаю, – обеспокоенно спросила она. – Мне кажется, что ты стал употреблять наркотики… – добавила она не совсем решительно.

– Ну какие ещё наркотики, мам?! – недовольно заныл я. – Тебе уже всё подряд кажется.

– Тогда что я видела вчера? Или кого? Алкоголика? Нет, от тебя не пахло спиртным. Курильщика? А вот здесь – да. От тебя просто разило дешёвым табаком и ещё чем-то, думаю, похлеще. Травка? Стас, это была травка?

– Ой… отстань, – впервые я произнёс по отношению к маме это слово – «отстань», но мне не было стыдно, мне было всё равно. Мне было плевать. Я хотел, чтобы она быстрее свалила из комнаты и оставила меня в покое.

– Отвечай! – скомандовала она. – Ты не уйдёшь от ответа!

– Нет! – отрезал я. – Я просто курил сигареты, вот и всё. Довольна?

– Ты ведёшь себя агрессивно, сын, – испуганно отстранилась она, прикрыв ладонью задрожавшие губы. – Мне страшно…

И мама вышла, оставив меня одного. Это нисколько не тронуло меня. Когда я, наконец, смог заставить себя подняться с постели, то первой моей мыслью было позвонить Юрке.

– Привет, ты что, ещё спишь? – буркнул в трубку, услышав его сонный голос.

– Ты меня разбудил. Чего надо в такую рань? – огрызнулся он.

– Какая рань? Уже обед, – отбил я.

– Мне пофиг, – лениво сказал он, – я вообще ничего не хочу.

– У меня тоже самое. Что мы вчера курили?

– Траву.

– Я знаю. Какую?

– Гашиш.

– Меня торкнуло так, что я до сих пор не могу отойти. Я свалился чуть ли не в пороге, у матери на глазах. А сейчас чувствую себя овощем.

– Да-а-а… – протянул он. – Мне тоже хватило…

– А знаешь, мне даже понравилось, особенно первые ощущения. Это так странно, так необычно. Надо перед выходными косяки курить, иначе школу будем пропускать. Меня мать за это убьёт.

– А мои предки приехали поздно, и я не попался им на глаза. Так что я чист перед ними.

– А вот я нет. Мать спалила, но я из-за нехватки сил что-либо сказать, промычал ей в ответ. Наверное, теперь за мной будут приглядывать... Отцу-то всё равно, а вот мама теперь будет вынюхивать про меня всё что можно. Так что лишнего по телефону говорить не буду, – закончил я разговор и положил трубку, так как глаза снова начали предательски закрываться, веки – тяжелеть, а руки повисли как у немощного старика. Жаль, что тогда это не напугало меня.

Каждый день мы стали пить пиво, а вечерами – курить самокрутки, которыми нас часто «угощали» старшеклассники за то, что мы бегали по их делам тогда, когда они нас просили.

Однажды после школьной дискотеки к нам подошёл один выпускник нашей школы, поступивший после её окончания в училище.

– Здорово, пацаны, – поздоровался он.