Леха удивленно смотрел на Егора, но тот не обращал внимания. Все его мысли были сосредоточены на Леньке. Только бы он понял, только бы сделал так, как того требуют обстоятельства. Он знал, что на багажной половине прямо в стене установлен ящик для бытовых отходов. Металлическая крышка прикручена двумя петлями к полу вагона – все, что осталось от второго туалета. Если бы Ленька забрался туда, если бы сумел воспользоваться моментом, когда в него, Егора, начнут стрелять, то все бы еще обошлось.

– Ладно, мужик, дам тебе последний шанс. Расскажешь, какие метки на ценных посылках, – умрешь быстро и легко. Не расскажешь – буду отрезать от тебя по кусочку до самой Нерехты, – в дело вступил Григорий. – Так что там за метки?

– Да пошел ты. Не желаю больше видеть твою гнусную рожу, – Егор снова отвернулся и скосил взгляд на перегородку.

Лица Леньки он там не увидел. «Вот и молодец, мальчик. Вот и славно, – с облегчением подумал Егор. – Теперь мой выход. Ты только подожди, не поспеши, и все обойдется». Григория разозлили слова Егора, и он с силой ударил его прикладом в живот. На какое-то время Егор потерял способность дышать, но вскоре оклемался. Он начал подниматься, оперся рукой о стол, пересилив боль, поднялся во весь рост и смело взглянул в лицо Григория, а потом бросился на него. В следующий момент раздался звук выстрела, грудь разорвала нестерпимая боль. «Прощай, Ленька, – мысленно прошептал Егор. – Прости, что так вышло». Егор закрыл глаза, сознание померкло. «Все, отмучился!» – промелькнуло в голове, а после наступила темнота.

– Теперь точно все, – Григорий плюнул на бездыханное тело Егора, упавшее у его ног, и обратился к подельникам: – Ну, чего стоим? Хватайте мешки, вскрывайте посылки. Забираем только ценное.

Толстый и Леха не шелохнулись. Они во все глаза смотрели на тело Егора и отказывались верить в то, что все так далеко зашло.

– Ты его убил! – выдавил из себя Леха. – Ты всех убил!

– И что? Пойдешь закажешь панихиду? – Григорий дулом подцепил холщовый мешок, брошенный ранее Трофимычем, и перебросил его Лехе. – Принимайся за работу, малец, иначе…

Он не договорил, но угроза в его голосе заставила подельников шевелиться. Леха подхватил мешок и направился к дальней стене, где штабелями стояли посылки. Ему пришлось перешагнуть через бездыханное тело Ивана Громова. Ботинок угодил в лужу крови, и Леху чуть не вырвало. Справившись с тошнотой, он достал из кармана самодельный нож и принялся вскрывать коробки. Толстый не отставал: он обшаривал ячейки, прощупывал письма и бросал их на пол. Добравшись до ячеек с ценными отправлениями, он довольно загоготал.

– А вот и нажива, – вспоров первый пакет, объявил он. В руках у него оказался золотой кулон на цепочке.

– Неплохая вещица, – одобрил Григорий. – Граммов на десять потянет. Сдадим барыгам – разживемся.

Он перезарядил обрез и, прислонив его к стене, принялся потрошить коробки и пакеты. На пол летела бумага, из коробок разлеталась стружка, которой обкладывали хрупкие предметы, с хрустом лопались сургучные печати. Гора ценных предметов, сложенных на скамье, росла с каждой минутой. Импортные фотоаппараты, ювелирные украшения, ликеры, банки шпрот и вяленое мясо, дефицитные книги, коробочки с наручными часами и целая кипа одежды. Минут через двадцать Григорий подозвал к себе Толстого.

– Упакуй все в мешки, я пойду взгляну, что там на горизонте, – приказал он.

Толстый подтянул еще один мешок и сгрузил в него награбленное. Затянув край бечевкой, он перетащил мешок в тамбур и вернулся. Леха вскрывал последнюю коробку из «международной» почты. Свой мешок он набил до отказа.