— Акгюль... пусть твой путь будет лёгким, — вдруг пожелала калфа, не ответив мужчине, прежде чем пройти дальше.

— Он будет пыткой, — процедил сквозь зубы евнух, больно ударив меня по лицу, — что замерли, ведите её.

И вскоре я оказалась в тёмной, крохотной каменной комнате без единого окна. Впихнув меня в неё, воин с лязгом захлопнул дверь, и я осталась одна. Но ненадолго, через минуту в помещение вошёл ага и трое мужчин, те без слов, снова заломили мне руки.

— Лишить меня жизнь с Ильшатом замыслили? — рыкнул Башир-ага, — думали убить наместника? Давно загадали предательство?

— Хм… ты же сам сказал, что господину по душе норовистые, — прохрипела, сожалея, что не вижу перекошенного лица мужчины.

— Ты одержимая! — рявкнул ага, — все невольницы поначалу сноровистые да гордые, а после ласковые… косы себе не резали и к горлу нож не представляли, на своего господина не кидались! Говори, давно замыслили убийство наместника.

— Давно! Готовили меня к нему, ещё и Менгер в нём участвовал, — захрипела, почувствовав сильный удар по спине, но всё же решила утащить за собой на тот свет хоть часть виновников в смерти стольких людей в Ручейках, — должна была горло перерезать, да твой господин труслив и даже в своей опочивальне, куда невольниц приглашает, прячется за воинами.

— Наказать! — затрясся от бешенства Башир, — но так, чтобы жива осталась, завтра торговцам отдам! А ты! Ты ещё пожалеешь!

Первый удар по лицу был болезненным, второй разбил мою губу, третий — бровь. А после я уже ничего не ощущала… С двух сторон посыпался град ударов, я, лишь только успевала прикрывать руками лицо и голову, но это слабо помогало. Получая удар за ударом, я думала лишь о том, чтобы быстрее всё закончилось. Не знаю, сколько это продолжалось, очнулась я одна, но вскоре в помещение зашёл охранник, он вздёрнул меня с каменного пола и вытолкнул в коридор.

Я едва держалась на ногах, каждый шаг давался с огромным трудом, болью отзываясь во всём избитом теле. Голова раскалывалась, из ссадины на лбу, разбитой губы сочилась кровь. А руки, туго стянутые за спиной, затекли и онемели. Охранник чуть ли не волоком тащивший меня по коридорам, наконец остановился и толкнул от себя массивную кованую дверь.

От неожиданно ослепительного света в моей голове как будто что-то лопнуло, и я вновь уплыла в спасительную темноту.

18. Глава 17.

Очнулась в тёмном, душном помещении, битком заполненным разными людьми. Здесь были и девушки, и мужчины и даже старики. Две маленьких лет тринадцати девчушки всхлипывали, забившись в угол. Дедушка, сидевший рядом со мной, надсадно кашлял, а две девицы у бочки ругались не хуже грузчиков. Одно объединяло всех этих людей, это страх и обречённость в их глазах.

Моя попытка подняться и осмотреться не увенчалась успехом. Ноги не слушались, ослабевшее от побоев тело бил озноб, становилось то очень холодно, то жарко. Подтянув к груди ноги, я обхватила их, стараясь согреться, но боль и многочисленные синяки не позволили просидеть так и минуты. Раны на лице жутко болели, глаз заплыл, и я плохо им видела. Откинувшись спиной на стену, я попыталась отрешиться от окружающих меня людей и подумать.

— Откуда ты? — прохрипел дед, подавая миску с водой, прерывая мои мысли, — выпей, пока свежая.

— Ручейки, — с трудом выговорила я, едва двигая разбитыми губами, — где мы?

— Нас всех согнали в трюм и уже день плывём.

— Хм… я так долго не приходила в себя?

— Тебя бросили здесь на рассвете, я приглядел за тобой, — с улыбкой проговорил старик, тут же закашлявшись.