По завершению сборов, Кузнецов был вынужден констатировать, что «опыт войны с Финляндией, проверка командных пунктов флотов показали недостаточную подготовленность начальствующего состава», при этом не всего начальствующего состава, а именно высшего начальствующего состава, т. е. самих командующих флотами и флотилиями и их начальников штабов. В частности, Кузнецов сказал: «Мы имеем неплохую технику, преданный нашему делу рядовой и начальствующий состав. Но подготовка начальствующего состава – наше слабое место. Особенно – высшего начальствующего состава…» Данный факт означал одно – ВМФ не готов к войне. Доложил ли о результатах сборов Сталину Кузнецов неизвестно. Скорее всего, доложил. Его вины в слабой подготовке комфлотов не было. Старые кадры уничтожал не он, да и новых на должности Сталин расставлял без него. Реакция на возможный доклад Сталина также неизвестна. Да и что он мог реально сделать, ведь «скамейка запасных» в высшем комсоставе ВМФ была в 1940 году предельно короткой! Следует отдать должное Н.Г. Кузнецову, в предвоенные месяцы он много ездил по флотам, активно взявшись за обучение оперативного звена флотов.

Серьезным достижением Н.Г. Кузнецова и его команды, безусловно, стала разработка системы боевых готовностей для ВМФ, о которой мы уже писали выше. Что касается Сталина, то нововведение Кузнецова у него никаких нареканий не вызвало. При этом Сталин, почему-то, не перенес флотскую систему оперативных готовностей руководству РККА. Возможно, потому, что сам до конца не понял ее новаторства, возможно, просто не дошли руки, возможно, понадеялся, что генералы сами поймут, что к чему. В результате флот, в отличие от других видов Вооруженных Сил СССР, оказался наиболее подготовленным к внезапному началу Великой Отечественной войны.

Ну, а вот что о деятельности Сталина по повышению боеготовности ВМФ в предвоенный период писал в своих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов: «С осени 1939 года, когда немцы напали на Польшу и война уже фактически стояла у дверей, разговоров об усилении Вооруженных Сил и приведении их в полную боевую готовность было много, но все они ограничивались крупными планами, а к делу от слов переходили плохо. У нас не существовало специального государственного органа, который бы занимался подготовкой страны к войне. Генеральный штаб, считавшийся высшим оперативным органом, занимался главным образом вопросами Наркомата обороны, подготовкой же всей страны к войне почти не занимался. Самостоятельно разработкой планов он также не мог заниматься и ждал указаний свыше, а это «свыше» заключалось уже в те дни в одном лице – Сталине. Флотскими вопросами Генштаб совсем не занимался, если не считать некоторых вопросов мобилизации и призывников. Сначала я пытался все вопросы согласовывать с наркомом обороны или Генштабом. Но получал ответы, что они этим заниматься не могут, пока не получат указаний Сталина. Рекомендовали обращаться туда. Попытки втянуть наркома обороны в морские дела успехом не увенчались. С.К. Тимошенко уклонялся от всех моих приглашений на заседание Главного военного совета ВМФ по тем вопросам, которые, как мне казалось, касались его, как старшего военного начальника, не меньше, чем меня. Г.К. Жуков после первого грубого разговора отбил у меня охоту вести с ним деловые разговоры. Оставалась одна возможность – докладывать все флотские оперативные вопросы Сталину. В предвоенный период это были вопросы повышения боевой готовности флотов, базирования кораблей и разработки ряда документов на случай войны. То, что эти вопросы как-то проходили мимо Генштаба, особенно бросилось в глаза потому, что я как нарком Военно-Морского Флота ожидал, что буду в известной степени привлекаться к разработке всех военных проблем в части, касающейся флота, но постепенно я разочаровался, а потом и совсем убедился, что решения возникают и принимаются где-то вверху и без предварительной проработки их с соответствующими органами. Может быть, это будут отрицать армейские товарищи и лица, возглавлявшие в то время Генеральный штаб, но то, что касается флотских дел, я могу с полной уверенностью заявить – это было так. В Генеральном штабе тогда не было ни одного флотского представителя, который мог бы что-либо грамотно посоветовать по морским вопросам, а меня и Главный морской штаб никто не спрашивал. Специалистов по флотским вопросам из армейских товарищей, которые знали бы нашу обстановку, я тоже не могу назвать. Значит, остается признать, что флотским вопросам не придавалось большого значения и с моряками не только не советовались, но они даже не информировались как следует. Как могло произойти, что наступление наших войск на Польшу и переход границы после нападения немцев на Польшу в сентябре 1939 года произошли даже без извещения меня об этом, хотя Пинская флотилия должна была участвовать в этой операции? Я с возмущением заявил об этом Молотову, сказав, что если мне не доверяют, то я не могу быть на этой должности. Он в ответ предложил мне читать сообщения ТАСС, которые приказал посылать мне с этого дня. Но разве это дело – наркому Военно-Морского Флота узнавать о крупных военных и политических (особенно военных) событиях, которые его касаются, из иностранных источников?!»