Разумеется, говорить о том, что в предвоенный период не было допущено ошибок в деле подготовки СССР к войне нельзя. Ошибки были и ошибки серьезные. Но только ли один Сталин во всем виноват? Почему Кузнецов не смог наладить деловые отношения с наркоматом обороны? Сталин что ли должен был водить его туда за руку? Скорее всего, красные маршалы не слишком считались с Кузнецовым, считая его выскочкой и сопляком. Но надо было проявлять характер и доказывать обратное! Кузнецов пишет, что после первого словесного отпора он принял решение вообще не общаться с начальником Генерального штаба! Надо понимать, обиделся. Но ведь, в результате его обиды, в конечном итоге, пострадало дело! Да, Жуков был известным хамом, но ведь и ты целый нарком! К сожалению, у Кузнецова в руководстве предвоенной РККА нормальных отношений так и не сложилось. Совершенно непонятно, почему Кузнецов не добился (или хотя бы поставил вопрос!) назначения представителя ВМФ в Генштаб, ведь проблема, не весть, какая сложная! Ну, а то, что в наркомате ВМФ полностью отсутствовала система информации сверху, то тут уж вина не Сталина с Молотовым, а самого Кузнецова. Если тебе нужна информация, то ты не сиди у окошка в ее ожидании, а налаживай систему ее доставки! Вообще Кузнецов довольно странно оценивает Сталина. Все заслуги (создание новых флотов и флотилий, освоение новых военно-морских баз, ввод в строй новых кораблей и т. д.) он скромно приписывает себе. А Сталина же обвиняет, прежде всего, в невнимании к своей особе. Что ж, мертвого льва пнуть может даже бывший любимый нарком…

Из посмертных воспоминаний Н.Г. Кузнецова «Крутые повороты»: «Польша к середине сентября была фактически оккупирована. Что следовало ждать, за этим? Подобный вопрос волновал, конечно, всех, а нас, военных, особенно. 16 сентября мне позвонил ответственный работник НКВД И.И. Масленников, ведавший пограничными войсками:

– Прошу срочно принять меня, есть важное дело. Полчаса спустя Масленников сидел в моем кабинете. Он сообщил, что пограничники получили приказ продвигаться на запад Белоруссии и Украины. В связи с этим его интересовали действия Днепровской военной флотилии в пограничном районе.

Что я мог сказать? Не хотелось признаваться, что я даже не осведомлен о выступлении наших частей. Обещал разобраться и немедленно поставить пограничников в известность.

Едва закрылась дверь за Масленниковым, я позвонил Председателю Совнаркома В.М. Молотову и попросил о приеме.

– Ну что ж, приезжайте, – ответил он. Я спросил Молотова, почему наш наркомат даже не поставили в известность, что Днепровская военная флотилия должна участвовать в операции.

Ясного ответа не получил. Я понимал, что оперативными вопросами он не занимался. Поэтому хотелось поговорить о создавшемся положении со Сталиным, но попасть в те крайне напряженные дни к нему не удалось. Несколько позднее я пожаловался ему, что нас не информируют о военных мероприятиях. Сталин спокойно ответил:

– Когда надо будет, поставят в известность и вас.

На Днепровскую военную флотилию был спешно послан заместитель начальника Главного морского штаба контр-адмирал В.А. Алафузов.

– Решайте все вопросы на месте, и докладывайте в наркомат, – сказал я».

Что здесь сказать? Идут боевые действия, проходит масштабная операция, в которой ВМФ практически не задействован и всем поэтому не до претензий Кузнецова. Сталин с Молотовым решают вопросы мировой важности. Поэтому Сталин совершенно справедливо ставит Кузнецова на место. К тому же, как оказывается, наркому надо было просто послать куратора на Днепровскую флотилию, который вполне успешно и решил на месте вопросы взаимодействия. Неужели Кузнецов не понимал, когда лез к нему с расспросами о своей флотилии, что у Сталина совсем другой масштаб дел, чтобы заниматься еще и вопросами чисто наркомовской компетенции. Судя по всему, ни просто не понимал этого в 1939 году, но так и не понял впоследствии.