– Гуветт? Что тебе здесь нужно? Ты словно не знаешь, где меня искать, – высокомерно уронила княгиня, но не одернула няньку за неуважительное обращение. Только я чувствовала, что слова были обращены вовсе не к этой тонкой, увешанной украшениями и облаченной властью, женщине. Потому против всех правил этикета, развернулась к няньке.

– Где ваши покои, я, конечно, знаю, – улыбнулась одними губами нянька, прежде чем посмотреть на меня. – Я искала Эвену. Владетельный требует ее к себе, а она еще и не думает начинать готовиться. Позор мне за такое.

Все это было сказано с таким смирением, что я даже поверила на мгновение в раскаяние старухи, но только на миг. В черных глазах не было и намека на сожаление. Они блестели едва сдерживаемым гневом.

Несколько мгновений мы играли в гляделки, а потом, еще раз изобразив улыбку, эта притворщица повернулась к госпоже, склонив голову:

– Простите мою грубость, но я должна забрать девушку и проследить за тем, чтобы все было готово, как полагается. Таков приказ князя.

– Конечно, – с шипением выплюнула слова Эмнариса, падая обратно на подушки. И добавила с неприкрытым ядом в голосе. – Раз таков приказ…

Гуветт ухватила меня за руку и, крепко сжав, почти до синяков, потянула прочь из покоев. Мы едва не бежали, словно за нами кто-то гонится. Только у самых дверей выделенных мне комнат старуха остановилась и, оглянувшись по сторонам, зло прошипела:

– С ума сошла? Смерти хочешь?

– И что же мне было делать? – я не стала притворяться, будто не понимаю о чем речь. – Передать владетельной, что не могу к ней явиться, поскольку опасаюсь за собственную жизнь? Помнится, у меня нет такой власти, чтобы отказывать в высочайшем приглашении на аудиенцию.

– Опять огрызаешься? Или, может, ты надеешься занять ее место? Ты просто наложница, которой невероятно повезло. Один раз. И мне еще предстоит выяснить, чья это оплошность.

– Два, – проговорила я и не смогла сдержать улыбку. Стоило бы, но очень уж меня нервировало все происходящее.

– Что? – Гуветт слега опешила от моих слов и даже чуть отступила, словно я ударила ее.

– Повезло мне, говорю, не один, а два раза. Считая сегодняшний.

Это было только предположение, основанное на том, что Гуветт побоится врать княгине. Несмотря на власть самой старухи, княгиня была все же выше по статусу, занимая место Владетельного во время его отсутствия.

И расчет опять оказался верным: лицо няньки исказилось.

– Иди, готовься к вечеру. Поговорим утром, когда будет окончательно ясно, какие на тебя планы у господина.

– Благодарю, мудрая, – с поклоном попрощалась как можно вежливее, понимая, что утром мы уже не увидимся. По крайней мере, я рассчитывала сделать все, чтобы так оно и было. Время утекало.

А затем набежали служанки, явно попавшие под гнев Гуветт. Меня опять пытались искупать, но наткнувшись на устойчивый протест, все же позволили вымыться. А потом чесали волосы, слоями наматывали жемчуг на шею и тянули, тянули в разные стороны, доводя почти до бешенства.

К моменту, когда все было, по их мнению, готово и прилично, я уже едва держалась и с трудом чувствовала собственное тело. Ничего удивительного, что у Владетельного столько лет не было фаворитки: подобные сборы были хуже наказаний в Капелле. Никакая власть или внимание мужчины не стоили таких ежевечерних мучений. Даже если учитывать, что Клинок часть времени проводил за пределами города. Нет, на такое добровольно я бы точно не согласилась.

Фариса явилась с темнотой, когда я уже устала сидеть в одной позе, боясь неловким движением испортить наряд или прическу и вызвать новый поток украшательств меня. Придирчиво осмотрев меня с ног до головы, поправив какую-то складку, женщина только кивнула. Я же с завистью отметила ее строгое, пусть и из дорогой ткани, но все же простое платье. Кажется, только мне полагалось походить на весеннее дерево, гнущееся под весом лент и украшений.