- Твой черёд говорить. Мы здесь все собрались ради тебя одного.

- Мне нечего сказать.

- Даже Рэймсу?

У меня ужасно затекли ноги, так что я был даже рад тому, что мэтр помедлил. Повернувшись к своему ликтору, он решил, что пара слов – не такая уж большая награда за годы преданного ожидания.

- Ну, я пообещал Габи тебя убить и всерьёз намеревался это сделать. Но, кажется, вы сами во всём разобрались. – Рэймс опешил, а Многорукий ухмыльнулся. – Видел бы ты, Хейз, как твоя драгоценная вещица стояла на коленях и плакала, вымаливая у Недотроги прощение.

Вообще-то всё было не совсем так…

Стоп. Так он видел, но предпочёл не вмешиваться? Решил понаблюдать со стороны, как две его игрушки – одна старая и наскучившая, вторая новенькая и блестящая – встретятся и захотят разорвать друг друга в клочья?

- Моя "вещица"? Разве он не твой ликтор?

- Старость – не радость, Хейз? – Ладно, даже для иерарха он разговаривал слишком дерзко. - Он был моей куклой, совершенно никчёмной к тому же. Рэймс, наверное, единственная «кукла» на Земле, которая не справляется со своими обязанностями. Хотя всё, что им нужно делать – улыбаться пошире. – В этом-то и проблема, подумал я, глядя на Рэймса. Я даже представить себе не мог, что этот человек способен улыбаться. Даже в детстве. - Габи, для чего энитам нужны куклы?

- Чтобы не было скучно, – ответил я. - Для веселья.

- Даже Недотрога знает об этом, но только не Рэймс, который был моей «куклой» восемь долбаных лет.

Так я понял, почему Рэймс не носит красное. Он не считает себя ликтором. Он выбрал чёрный, цвет обычных бойцов-рабов, потому что был до безумия предан и согласен с каждым словом Бэлара.

- Делать его «куклой»? С его талантами только слабоумный стал бы превращать его в свою игрушку.

- Ну, это точно не так слабоумно, как назначать человека генералом.

Хейз развёл руками, мол, так само получилось.

- Ты же сбежал, а церемония была в самом разгаре. Прервать её было бы бóльшим позором, чем передать генеральские инсигнии твоему ликтору. Но теперь ты здесь. Рэймсу уже давно не терпится вернуть их истинному владельцу.

- Пусть оставит себе, - бросил Многорукий. – Я сюда не за этим пришёл.

Он взял меня за руку, и я обомлел.

Это происходит на самом деле? Меня – неудачника, отвергнутого некогда Рэймсом, теперь выбрал его хозяин? Предпочёл генеральским серебряным крестам, белым одеждам, роскошной жизни и самой преданной «вещи» на свете? Он, правда, сделал это?

Вот оно.

Мэтр поступил со своим несчастным заместителем точно так же, как сам Рэймс поступил со мной, когда выбрал мальчишку, обгадившего его обувь, а не меня – смиренно умоляющего его о внимании.

Медленно подняв голову, я встретил его взгляд и паскудно улыбнулся, хотя никогда раньше не позволял себе злорадствовать, считая это недостойным. Но, боже, я ждал этого момента всю жизнь.

Рэймс завидовал мне.

Ну как тебе теперь? Нравится?

Ох, конечно же, ему не нравилось. Он был в ужасе. Казалось, по долгу службы Рэймс сталкивался с картинами пострашнее, но ни одна из них не напугала его так, как эта.

- Прекращай это ребячество, - устало произнёс Хейз. – Я девять лет тебя не трогал, ждал, когда ты наиграешься. Или ты решил, что надёжно спрятался от меня? Думаешь, у меня не было никакой возможности найти тебя и вернуть на законное место?

- Ну, ты ведь уже присмотрел для этого места кое-кого получше. – Многорукий направился к выходу и потащил меня за собой.

- С меня довольно, Бэлар! - отрезал Хейз, и я встал, как вкопанный, хотя не собирался. – Я создал тебя не для того, чтобы ты сношался, как животное, по подворотням. И то, что я тебе это позволил, не стоит принимать за мою слабость. Это всего лишь отцовское великодушие, за которое ты обязан ответить сыновьей преданностью.