в унисон с душераздирающими криками Арсена. Наргиз удивлённо смотрела на них.

– Это что, вы надо мной смеётесь?

Вдруг до неё дошёл смысл сказанного ею и она вся

похолодела от ужаса. «Только бы сейчас Хмырь не при-пёрся», – в отчаянии подумала она. Хмырь, ходячий

больной, всегда непостижимым образом оказывался

в нужном месте в нужный момент, всегда знал что, где, кто и с кем, а потом разносил сплетни по палатам.

И в этот момент дверь приоткрылась и в щель просу-нулась голова с бегающими глазками и вынюхиваю-щим носом Хмыря.

– Чё вы тут делаете?

Алексей сделал слабый мах рукой, который можно

было истолковать и как приглашение и как выпрова-живание. Хмырь истолковал это как приглашение, подсел к Алексею уже с раскрытым до ушей ртом, из которого тут же послышался заискивающий сме-шок, и умильным выражением лица, на котором была

написана просьба принять его в компанию.

Наргиз выбежала из палаты как ошпаренная. Спу-стилась на первый этаж, в холл с телевизором, перед

которым с унылыми усталыми лицами сидели

несколько человек и с отсутствующим видом не слушали политические новости. «Через полчаса они все за-шевелятся и будут обсуждать, какую я глупость сморо-зила», – почти с ненавистью подумала Наргиз.

45

На глазах выступили слёзы обиды, которые тут же

покрыла другая волна слёз, – слёз сострадания. Ведь

здесь, в этой обители горя, боли и страданий так редко

звучал смех. Хоть на секунду подарить всем этим людям радость – ведь она всегда так этого хотела.

Прокрутила мысленно состоявшийся пять минут

назад разговор и прыснула от смеха. Сидевшие рядом

люди оглянулись на неё. Безучастность на лицах сме-нилась удивлением. Наргиз сказала сквозь смех:

– Я сейчас и вам всем расскажу.

На бескровных синих губах начали как по мановению волшебной палочки появляться слабые улыбки.

А у Наргиз на глазах появилась третья волна слёз —

слёз смеха.

Через три дня она увидела Хмыря, стоящего около

окна в коридоре напротив их палаты. Он был серьё-зен, – дурашливое выражение лица и ужимки бала-ганного шута как будто были сметены неведомой силой. Наргиз кивнула ему, намереваясь пойти по своим

делам, но он её окликнул:

– Наргиз, можно с Вами поговорить?

Онемев от удивления, подошла к нему. Взглянула

в его бледное лицо, на котором светились полные

внутренней силы голубые глаза:

– Слушаю… Вас, – запнулась, не зная имени.

– Владимир, – подсказал он. – Меня выписывают

сегодня. Хотел на прощание поблагодарить Вас, Наргиз, за подарок, который Вы для меня сделали.

– Подарок? – Наргиз была ошеломлена.

– Да, Наргиз. Вы подарили мне смысл жизни.

46

На войне, да и до войны… у меня перед глазами одна

грязь была, а в голове – сплошной абсурд… А когда

услышал про Ваш анекдот, услышал Ваш смех, то понял, что в этой жизни есть Чистота. А до этого Вы до-казали, что есть Любовь. А раз есть Чистота и Любовь – значит есть Бог. Есть… Я в это поверил… Вы

ведь верите в Бога, Наргиз?

– Верю, – твёрдо и искренне ответила Наргиз.

– И я сейчас верю. Теперь в моей жизни всё будет

по-другому. Я много думал эти три дня…

И правда, эти три дня Владимира нигде не было

видно.

– Желаю Вам, Владимир, мира в душе, – улыбнулась ему потрясённая до глубины девушка, – спокойной и стабильной жизни.

– Можно поцеловать Вас на прощание по-нашему, по-русски.

– Можно.

Владимир подошёл и, остановившись в полушаге, прикоснулся сухими губами, несущими поцелуй чи-стоты и любви к ближнему, к её губам – один раз, второй и третий.

– Я буду молиться за Вас, Наргиз, – сказал он

и пошёл уверенной походкой солдата, одержавшего

победу в главном своём сражении – за свою душу.