больных, временами сводили с ума. Но она ни на миг
не пожалела о принятом решении, ведь ради настоящей любви идут и не такое.
Кроме того, к Наргиз впервые пришло ощущение
самореализации. Уважение и теплоту в глазах Каро
с Ингой, а также совершенно незнакомых людей она
заслужила тем, что делала конкретно здесь и сейчас, а не потому, что была хорошей дочкой большого человека. И, конечно, ничто не могло сравниться с ощуще-нием полноты бытия, когда она сидела рядом с не при-шедшим пока в сознание Арсеном и слушала его тихое, ровное дыхание.
Даже во время её недавнего триумфального докла-да на научном форуме для молодых учёных и специалистов, проведённом под эгидой ООН в Эдинбурге, Наргиз не покидало чувство, что всё это красивый
спектакль, где она просто заботливо наряженная кук-35
ловодом марионетка. А настоящая жизнь где-то рядом – пусть не такая красивая и не гламурная.
Теперь она чувствовала к самой себе уважение.
И надежду на ответную любовь того, ради которого без
колебаний шагнула «со сцены в жизнь». Этого момента – когда Арсен придёт в сознание, она ждала
с нетерпением.
Многочасовая операция прошла успешно, молодой
сильный организм час от часу возвращался к жизни, —
постепенно восстанавливался цвет лица, усиливались
биение пульса, дыхание. Всё более уверенными и ра-достными становились лица врачей.
Но всё же Наргиз этот момент пропустила. Она
вошла в палату из коридора и сразу ощутила, что всё
изменилось. Увидела Арсена с открытыми глазами.
Подошла к кровати, села на табуретку и встретила его
взгляд. Арсен молча смотрел на неё, потом закрыл
глаза.
– Ты узнал меня, правда? – тихо спросила Наргиз. – Это я, Наргиз, сестра Левона. Арсен, открой
глаза снова, попробуй сказать что-нибудь.
Арсен открыл глаза, чистые, как у новорождённого
ребёнка.
– Наргиз, – двинулись его губы.
Наргиз поднесла к нему стакан с соком, втиснула
в сомкнутые зубы соломинку. Сок весело поднимался
по соломинке, постепенно уменьшаясь в объёме.
– Наргиз, что ты тут делаешь, – еле слышно спросил Арсен.
36
Наргиз вдруг почувствовала себя в тупике.
– Я здесь работаю, – не нашла она более умного
ответа.
Губы Арсена дрогнули, глаза заволокло влагой:
– Я точно… на том свете… И твой образ принял…
ангел…
– Нет, Арсен. Всё реально. Я из Еревана в Москву
приехала… по делам отца, зашла проведать тебя, ты
был очень… плох. Мне врачи сказали, что операцию
задерживают, потому что не хватает медперсонала. Ес-ли нет ухода в послеоперационный период – любая
блестяще проведённая операция пойдёт насмарку. Ну
и я осталась.
Глаза Арсена закрылись. Потом он опять их открыл:
– А твои родители? Они разрешили?
– Да, конечно, – Наргиз чувствовала себя как человек, которому в разгар интересного фильма неожиданно напомнили об очень неприятной обязанно-сти. – Я приняла решение и они его одобрили.
На сегодня Арсену было этого достаточно. Но он, едва придя в сознание, думал и беспокоился о ней:
– Наргиз, что-то случилось? Так? – шептали его
упрямые губы.
– Ничего не случилось. Всё хорошо. Ты пришёл
в сознание. Следа не останется от твоего ранения. Ты
снова будешь сильный и красивый.
Бескровные губы Арсена мягко изогнулись в сла-бой улыбке:
37
– Нарочка… Нарочка…
Он сомкнул веки и, кажется, заснул. В палату вошёл Антон и без слов всё понял по счастливым глазам
Наргиз.
– Арсен пришёл в сознание. Он узнал меня и заговорил.
Наргиз вся светилась, лучилась радостью, на нена-крашенном лице заиграл нежный румянец, смеющие-ся губы наполнились соком.
Антон улыбнулся в ответ усталой, доброй улыбкой
врача, который, возвращая жизнь своими руками