больных, временами сводили с ума. Но она ни на миг

не пожалела о принятом решении, ведь ради настоящей любви идут и не такое.

Кроме того, к Наргиз впервые пришло ощущение

самореализации. Уважение и теплоту в глазах Каро

с Ингой, а также совершенно незнакомых людей она

заслужила тем, что делала конкретно здесь и сейчас, а не потому, что была хорошей дочкой большого человека. И, конечно, ничто не могло сравниться с ощуще-нием полноты бытия, когда она сидела рядом с не при-шедшим пока в сознание Арсеном и слушала его тихое, ровное дыхание.

Даже во время её недавнего триумфального докла-да на научном форуме для молодых учёных и специалистов, проведённом под эгидой ООН в Эдинбурге, Наргиз не покидало чувство, что всё это красивый

спектакль, где она просто заботливо наряженная кук-35

ловодом марионетка. А настоящая жизнь где-то рядом – пусть не такая красивая и не гламурная.

Теперь она чувствовала к самой себе уважение.

И надежду на ответную любовь того, ради которого без

колебаний шагнула «со сцены в жизнь». Этого момента – когда Арсен придёт в сознание, она ждала

с нетерпением.

Многочасовая операция прошла успешно, молодой

сильный организм час от часу возвращался к жизни, —

постепенно восстанавливался цвет лица, усиливались

биение пульса, дыхание. Всё более уверенными и ра-достными становились лица врачей.

Но всё же Наргиз этот момент пропустила. Она

вошла в палату из коридора и сразу ощутила, что всё

изменилось. Увидела Арсена с открытыми глазами.

Подошла к кровати, села на табуретку и встретила его

взгляд. Арсен молча смотрел на неё, потом закрыл

глаза.

– Ты узнал меня, правда? – тихо спросила Наргиз. – Это я, Наргиз, сестра Левона. Арсен, открой

глаза снова, попробуй сказать что-нибудь.

Арсен открыл глаза, чистые, как у новорождённого

ребёнка.

– Наргиз, – двинулись его губы.

Наргиз поднесла к нему стакан с соком, втиснула

в сомкнутые зубы соломинку. Сок весело поднимался

по соломинке, постепенно уменьшаясь в объёме.

– Наргиз, что ты тут делаешь, – еле слышно спросил Арсен.

36

Наргиз вдруг почувствовала себя в тупике.

– Я здесь работаю, – не нашла она более умного

ответа.

Губы Арсена дрогнули, глаза заволокло влагой:

– Я точно… на том свете… И твой образ принял…

ангел…

– Нет, Арсен. Всё реально. Я из Еревана в Москву

приехала… по делам отца, зашла проведать тебя, ты

был очень… плох. Мне врачи сказали, что операцию

задерживают, потому что не хватает медперсонала. Ес-ли нет ухода в послеоперационный период – любая

блестяще проведённая операция пойдёт насмарку. Ну

и я осталась.

Глаза Арсена закрылись. Потом он опять их открыл:

– А твои родители? Они разрешили?

– Да, конечно, – Наргиз чувствовала себя как человек, которому в разгар интересного фильма неожиданно напомнили об очень неприятной обязанно-сти. – Я приняла решение и они его одобрили.

На сегодня Арсену было этого достаточно. Но он, едва придя в сознание, думал и беспокоился о ней:

– Наргиз, что-то случилось? Так? – шептали его

упрямые губы.

– Ничего не случилось. Всё хорошо. Ты пришёл

в сознание. Следа не останется от твоего ранения. Ты

снова будешь сильный и красивый.

Бескровные губы Арсена мягко изогнулись в сла-бой улыбке:

37

– Нарочка… Нарочка…

Он сомкнул веки и, кажется, заснул. В палату вошёл Антон и без слов всё понял по счастливым глазам

Наргиз.

– Арсен пришёл в сознание. Он узнал меня и заговорил.

Наргиз вся светилась, лучилась радостью, на нена-крашенном лице заиграл нежный румянец, смеющие-ся губы наполнились соком.

Антон улыбнулся в ответ усталой, доброй улыбкой

врача, который, возвращая жизнь своими руками