Решив что-то предпринять, Трумэн и его советники активно взялись за экономическое спасение целого полушария. Он сказал Конгрессу, что ему потребуется раздать 15 или 16 миллиардов долларов. Когда Сэм Рейберн, спикер Палаты представителей, заартачился, президент напомнил, что сумма практически та же, которую комитет Трумэна сэкономил стране несколькими годами ранее. «Теперь мы нуждаемся в этих деньгах, – заявил он, – и мы сможем спасти мир с их помощью».

Но если план – целиком заслуга Трумэна, почему он не назван в его честь? Одна из причин – политическая смекалка. Другая – скромность уроженца Среднего Запада. «Генерал, я хочу, чтобы этот план вошел в историю под вашим именем, – сказал Трумэн генералу Джорджу Маршаллу, популярному стратегу военных действий союзников, которого он знал еще со времен Первой мировой войны. – И не надо со мной спорить. Я принял решение, и помните, что я ваш командир».

И вот то, что историк Арнольд Тойнби назвал «знаковым достижением нашего века», – выделение миллиардов долларов разоренным войной странам, а в некоторых случаях и бывшим врагам, – увенчалось простым актом смирения, передачей заслуг другому человеку.

В истории хватало лидеров, отличавшихся высокой личной порядочностью, но игнорировавших права человека. Трагическая ирония кампаний США в Европе и на Тихом океане – борьба против фашизма и геноцида, за демократию и верховенство закона – заключается в отсутствии единства дома, внутри страны. Трумэн вырос в бывшем рабовладельческом штате, от рабства его отделяло всего одно поколение, и он в значительной степени сохранял в зрелом возрасте отвратительный груз прошлого, связанный с подобным воспитанием. У обоих его дедов были рабы. Его родители помнили Гражданскую войну достаточно ярко – или достаточно неверно, – чтобы собственная мать Трумэна отказалась ночевать в спальне Линкольна, когда навестила сына в Белом доме.

Мы видим, как тот, кого расисты воспитали как расиста и кто в 1922 году подумывал о вступлении в Ку-клукс-клан (словно это всего лишь еще один социальный клуб вроде дюжины тех, где он уже состоял), заметно меняется. Он превращается в человека, устроившего в 1948 году десегрегацию в вооруженных силах – одну из немногих вещей, которые президент мог сделать самостоятельно. Затем он же запретил дискриминацию в федеральном правительстве, одним махом предоставив тысячи рабочих мест всем американцам вне зависимости от расы, религии или национальности. Именно Трумэн провел первый общий политический митинг в штате Техас в 1948 году, а затем стал первым президентом, обратившимся к Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP), выступив со ступеней Мемориала Линкольну. Но еще за несколько лет до этого в Седейлии (Миссури) Трумэн привел в замешательство своих соседей и родственников, затронув расовую тему. «Я верю в братство людей, – сказал он им, – не белых людей, а всех людей перед законом. Я верю в Конституцию и Декларацию независимости. Предоставляя неграм права, которые им принадлежат, мы лишь действуем в соответствии с нашими собственными идеалами истинной демократии».

Он мог пойти дальше – любой мог бы, – но и то, что он сделал, советники определили как политическое самоубийство. Он увидел, что они имели в виду, в 1948 году, когда многие южные штаты отказались от участия в национальном съезде Демократической партии в Филадельфии из-за его политики в области гражданских прав. Он признал, что потерял часть поддержки, но храбро ответил: «Всегда можно обойтись без опоры на подобных людей».