У меня никогда не было проблем с самооценкой, ну как-то так сложилось, хотя родители не наглаживали меня по голове, наговаривая на ухо, что я самая красивая на свете. У меня всегда была хорошая фигура, миловидное лицо добавляло симпатичности, мальчишки за мной бегали в школе. И после школы тоже. Некоторые и до сих пор бегают. А Тихомиров вон даже КМС умудрился получить. Усмехаюсь этой мысли, заводя двигатель.

Ладно, он сам сказал: ему мои извинения не нужны, вот и хорошо. Значит, ума хватило не держать зла на бывшую одноклассницу.

Следующим утром я вновь в восемь утра спускаюсь на парковую дорожку. На этот раз на ней пусто. Шикарно, а вдруг Гордей бегает через день или вообще когда в голову взбредет? А мне из-за него придется каждое утро тут корячиться. Медленно не то чтобы бегу, скорее перебираю ногами, изображая бег. Даю ему сорок минут и валю. Когда через сорок минут Гордей не появляется, мой оптимизм угасает, а движения становятся еще медленнее. И когда уже решаю свернуть куда-нибудь в зону деревьев, раздается голос рядом:

– Белогородцева, тебя даже черепаха обгонит. А ну давай, не ленись.

Улыбка против воли касается уголков губ, когда я слышу его голос. Все-таки появился! Не из-за меня, конечно, это понятно, но утро уже не пройдет впустую.

– Ноги поднимай хотя бы немного, – улыбается Тихомиров, – побежали вровень.

– С тобой? Тогда вызывай скорую, она мне скоро понадобится.

– Не нужно бежать быстро, нужно бежать правильно. Задействовать мышцы, тренировать дыхание, распределять нагрузку. А ты бегаешь, как местная сумасшедшая среди толпы на площади.

– Очень мило, – закатываю глаза.

– Старайся дышать носом, вдох короче выдоха, выбери средний темп бега и вдыхай животом, а не диафрагмой.

– Сколько умных советов сразу, – бурчу, глядя, как он хлопает ладонью по животу с последними своими словами. Сразу вспоминаю пресс и мотаю головой. Вот вообще не способствует бегу.

Мы действительно бежим вровень, целый круг, по истечении которого я чувствую себя мочалкой. Когда понимаю, что Гордей нацелен на еще один, торможу, спрашивая:

– Ты сколько кругов собрался бежать?

– Два-три. По-разному бывает.

– Отлично, – показываю большой палец, – я туда, – киваю в сторону верхней парковой дороги.

– А что там?

– Там скамейки, на которых я планирую провести остаток жизни. Судя по всему, он будет не таким длинным.

Тихомиров смеется и убегает, с минуту смотрю ему вслед, но подобное геройство точно не для меня сейчас. Поднимаюсь по тропинке наверх и ложусь на скамейку, складывая на груди руки. Вот так-то намного лучше. Деревья приятно шелестят листвой, солнышко пробивается через ветви, птички поют... Сама не замечаю, как погружаюсь в дрему, а просыпаюсь от слов Тихомирова.

– Ты уже скончалась, Белогородцева?

– Да, – говорю, не открывая глаз, – твоя торжественная миссия – погрузить мое тело в недра автомобиля.

– Пойдем кофе выпьем.

Открываю глаза, этот гад опять без футболки. Не, ну картина такая, жизнеутверждающая, не спорю. Гордей протягивает мне руку, я принимаю, подаваясь вперед. Он дергает слишком резко, отчего впечатываюсь в его грудь.

– Ты настолько на ногах не стоишь? – интересуется, когда я поднимаю на него глаза. Легкая щетина ему очень к лицу, надо сказать. Выделяет пухлые губы. И глаза у него красивые, светлые и добрые, особенно когда он улыбается. Рассматриваю его, не сразу понимая, что пауза между нами откровенно затягивается. Делаю шаг назад, криво улыбаясь, чтобы скрыть вновь возникшую неловкость.

– Пойдем пить кофе, – говорю, отворачиваясь, и быстро выхожу на дорогу.