Собрав волю в кулак, я умыла лицо и шею, сполоснула волосы, крепко выжав их в раковину и, скрючившись, встала под сушилкой. Наверное, это и значит быть взрослым – принимать решения вопреки разбитому состоянию.

* * *

Я вернулась в класс на перемене. Одноклассники открыли окна и теперь всюду жутко сквозило. Ежась, вжимая голову в шею, я прошла к своему месту и повесила рюкзак на крючок. В кабинете оставалось несколько человек. Исподлобья оглядевшись, убедилась, что Лёхи нет. Надеюсь, он сгниет в травмпункте, пока ему помогут со сломанным носом.

Рука противно ныла после удара. Я вложила в него всю силу и только сейчас смогла почувствовать, как горят костяшки пальцев. От холода или от стресса меня трясло, но уходить не хотелось.

Инна Игнатьевна вошла в класс, ровно в тот момент, когда прозвенел звонок. Гордой походкой она продефилировала до стола, швырнула на него журнал и гаркнула:

– Окна закрыли! Быстро!

Одноклассники, как крысы, всполошились и зашныряли туда-сюда. В скором времени потоки холодного воздуха исчезли. Запах пива расплывался по воздуху, занимая пространство, и я поняла, что даже помытая голова не спасет меня от позора.

– Чем это пахнет? – Акула принюхалась, словно учуяла кровь. – От кого воняет?

Все стали озираться друг на друга, но так или иначе взоры сходились на мне.

– Долохова. Ну-ка встань и подойди, – Инна Игнатьевна в нетерпении постучала носком туфли по линолеуму.

Плотно сжав губы, я встала и на ватных ногах прошла вперед.

Дыши, только дыши. Глубокий вдох – выдох.

Я встала рядом с Акулой. Она вперилась взглядом в мою потемневшую кофту, опустила голову и принюхалась. Отшатнувшись через мгновение, она замахала рукой.

– Боже мой! Долохова! Ну должны же быть хоть какие-то понятия о морали! Ты что, алкашка какая-то подзаборная? Снимай!

Я моргнула. В классе стало слишком тихо. Было слышно, как у нескольких человек участилось дыхание.

– Что?.. – растерянно выдохнула я.

– Одежду снимай. Прямо сейчас.

– Я…не могу. Не здесь же! – заупрямилась я.

Инна Игнатьевна кинулась ко мне с такой скоростью, что я не успела сообразить и отреагировать. Она схватила меня за шею и заставила согнуться. Волосы безвольно заболтались в воздухе.

– Либо ты сейчас же снимаешь эти вещи, либо директор отчислит тебя из школы так, что и глазом моргнуть не успеешь! Хочешь, чтобы я твоей бабушке позвонила?

Это было больно. Акула словно сжимала мое сердце в руке и давила его до такой степени, что мне было трудно дышать.

– Ладно! – рявкнула я, замахав руками и пытаясь отбиться от этой стервы.

Хватка на шее ослабла, а затем и вовсе прекратилась. Я выпрямилась и увидела мобильники. Каждый из них был направлен на меня. Не снимал только один человек – Игорь.

Это снова происходит. Я облизала пересохшие губы и взялась дрожащими пальцами за пуговицы. Взгляд остановился на Акуле, и я заставила себя неестественно широко улыбнуться.

– А вы сможете справиться с последствиями, Инна Игнатьевна? – полушепотом спросила я.

Может, ей и удастся шантажировать меня бабушкой, но этот случай я ей обязательно припомню.

– Записываете, да? Эта голодранка мне угрожает.

Я расстегнула первую пуговицу. Время словно замедлилось: взгляды окружающих, громкое дыхание, смех Акулы. Подняв глаза, я поймала растерянный взгляд Игоря. На мгновение показалось, что мы понимаем друг друга. Я попыталась послать ему мысленный сигнал: «помоги».

Но он отвел взгляд, а мои руки уже расстегнули все пуговицы.

– Хватит копаться. Живее! – подстегнула Инна Игнатьевна.

Я посмотрела в сторону двери.