— Без понятия, — сухо цедит Смирнов.

Он хватает парня за плечо и даёт ему всего мгновение, чтобы подчиниться. Тот не использует свой шанс и тогда Алексей проводит специальный приём. Это выглядит как задержание преступника, которые иногда показывают в новостных программах. Четко, отлажено и безумно агрессивно. Раз и готово — парень падает рядом со своим другом, а сверху на него сыпятся жесткие приказы вперемешку с матом.

Я ежусь, не привыкшая слышать столько брани. А еще я понимаю, как была не права. Я решила, что Смирнов был груб со мной, когда появился в номере и рычал на меня в салоне авто. Ну нет… Все познается в сравнении. Это сейчас он груб и опасен, а со мной он оказывается был предельно мягок.

— Ой-ой, — вздыхает Ксения, останавливаясь рядом. — Это друзья Никольского. Видно, не затормозили на посту охраны и приехали без предупреждения. У Никольского такие же хамоватые приятели, как он сам.

— И почему я не удивлена.

— Вон тот, который был за рулем, — Ксения указывает на стекло. — Я о нем слышала. О нем ходят ужасные слухи, он подпоил девчонку в клубе…

Она осекается, вдруг понимая, что выбрала очень плохую тему для разговора. Я сама чувствую холодный укол куда-то под грудь и поэтому помогаю Ксении перевести тему.

— У Смирнова будут неприятности?

— Не знаю, — Ксения пожимает плечами, а потом указывает подбородком на Алексея, который перешел к следующей стадии перевоспитания обнаглевших мажоров: после задержания следует обыск личных вещей с выворачиванием карманов и козырьков в машине. — Но Смирнов выглядит как человек, которому плевать.

— Я так поняла, что он не хочет быть здесь…

— Да, его еле уговорили.

— Или заставили?

Ксения тяжело выдыхает.

— Так будет точнее, — соглашается она. — Я видела мельком его досье, у него нет семьи, но есть награды. Он человек военный, был в горячих точках… А ему дали понять, что он отправится охранять супермаркеты, если не поможет Никольским.

— “Славно”, — произношу тихо.

Я смотрю, как Смирнов обходит красный спорткар и что-то резко бросает подчиненному, указывая на приятелей Никольского. Я ловлю себя на том, что мне становится спокойнее, когда я гляжу на него. В нем столько уверенности, силы… И ведь мы с ним оказались в одной ситуации — нас заставили участвовать во всем этом угрозами и шантажом.

Хоть в чем-то мы похожи.

Как невидимая ниточка, которая связывает нас.

— Продолжим? — спрашивает Ксения и поворачивается к столу с приборами. — Нам осталось разобраться, как есть брускетту.

— Можно я просто не буду ее заказывать? — торгуюсь с улыбкой на губах. — Я вообще согласна есть только рисовую кашу, но не притрагиваться ко всем этим вилкам и ножам.

— Рисовая каша? — Ксения щурится, как будто всерьез рассматривает мое предложение. — На миндальном молоке?

— Естественно, — я капризно вздыхаю и делаю круговое движение ладонью, которое подсмотрела у Любови Никольской.

Ксения раскалывается первой — она начинает смеяться, заражая меня весельем. К счастью, весь остаток дня я провожу с ней. Я забываюсь и, только когда приходит время возвращаться в спальню снова, напрягаюсь. Я прохожу через столовую, где Игорь Никольский наговорил мне гадостей. Потом поднимаюсь по лестнице, вспоминая, как он пришел в мою спальню с подносом. Для него не существует закрытых дверей. И мое “нет” его забавляет и только.

Я переступаю верхнюю ступеньку и оказываюсь на втором этаже. Потом смотрю на наручные часы, хотя и так знаю, что уже поздно. Мы с Ксенией задержались. Я тяну последние секунды, перебирая пальцами ремешок часов, а потом… сдаюсь. Резко разворачиваюсь в другую сторону. Иду не в свою спальню, а в ту, в которой смогла спокойно уснуть прошлой ночью. Я иду к Смирнову.