— Я видел твой график, — он разворачивается и делает шаг в моем направлении. — И полистал твой договор. Знаешь, что в нем написано?

— Скажите мне. Вы явно к чему-то клоните.

— Ты принадлежишь этим людям, — он кивает на роскошный дом в классическом стиле. — Ближайший месяц точно. Поэтому заканчивай с капризами, маленькая, здесь это не прокатит…

— У меня вообще-то есть имя. Меня Люба зовут.

— Мне плевать. Единственное, что меня волнует — это минимум проблем. Если ты завтра будешь уставшей, ты запорешь подготовку. Если ты запорешь подготовку, мы застрянем здесь еще на день. А это не входит в мои планы.

— Какая жалость…

— Оно хоть стоило того? Хорошо заплатили?

Я пропускаю выдох, понимая, к каким выводам он пришел на мой счет. Он думает, что я позарилась на большие деньги и согласилась побыть игрушкой Никольских по собственной воле.

— А вам сколько? — огрызаюсь.

Он напирает, но останавливается, когда я вжимаюсь в поручень. Он оставляет между нашими телами пространство, которое все равно оказывается недостаточным. Я чувствую его тяжелую энергетику, как штормовые волны. Они накатывают и дышат соленым прибоем. Я чуть опускаю глаза, не в силах больше смотреть в его строгое лицо.

— Меня бояться не надо, — он произносит это как приказ. — И на “вы” обращаться заканчивай. Ты слышишь меня?

— Слышу.

— Пойдем отведу в спальню.

— Я же сказала, что не хочу…

— Я покажу тебе другую комнату.

Я непроизвольно запрокидываю голову. Встречаюсь с его глубокими карими глазами и вижу, что он обо всем догадался. Может, без подробностей, но он понял, что я упомянула Никольского не просто так и что в моем взбудораженном виде виноват именно “братик”. Я и правда глупышка для этого Смирнова. Он слишком опытен. А я наивная малышка, которая умалчивает и по-детски хитрит, пока ее видят насквозь.

Смирнов не дожидается ответа, он разворачивается и направляется к двери уверенной походкой. Я молча иду за ним, временами поглядывая на его широченную спину. Интересно, сколько в нем роста? И сколько он ест протеина каждый день? В моем представлении такие мужчины каждую свободную минуту проводят с железом в зале, а без перекуса в две тысячи калорий падают в голодный обморок.

— Вторая дверь, — говорит Смирнов, сворачивая в противоположную сторону от моей комнаты.

Он отпирает замок ключом. А я провожу ладонями по плечам, собирая ткань его пиджака, который мне безумно велик. Молча смотрю, как Смирнов распахивает дверь и входит в мою новую спальню. За ним вообще интересно наблюдать. Он так четко и уверенно двигается, и он проверяет комнату с профессиональной дотошностью. Осматривает каждый угол, словно в загородном доме Никольских может таиться враг.

— Стоп, — выдыхаю, перешагивая порог и указывая на большую спортивную, которая лежит на диване. — А чья это комната?

— Моя.

— Твоя? А зачем ты тогда всё тут проверяешь?

— Привычка. Я до этого только вещи забросил.

— Ааа, — тяну глупо. — Значит ты тоже будешь здесь спать?

Он хмурится.

— Ты боишься спать одна?

— Нет. Наоборот, я хочу этого больше всего.

— Вот и славно. Мне некогда тебя развлекать, — он смотрит на наручные часы, а потом направляется ко мне. — К сумке не подходить, мои вещи не трогать. И постарайся выспаться.

— Так точно, — отвечаю как солдат.

Черт, зря.

Я закусываю губу, проклиная свой ужасный характер. А потом запрокидываю голову и жду, что он сейчас скажет что-нибудь резкое, чтобы я больше не думала ему язвить. Но он смотрит на меня сверху-вниз и даже слегка улыбается. Всего мгновение, но эта его неожиданная мягкая улыбка что-то делает со мной. Запускает чистый ток. Я упираюсь в карюю глубину его глаз и испытываю то, что не должна испытывать.