Он кашлянул, поднеся кулак ко рту. Чем напомнил Артемову сцену из «Семнадцати мгновений весны»: опознание Штирлица «больным пареньком», стоявшим в охранении недалеко от разрушенного дома радистки Кэт и ее мужа Эрвина. «Вот сейчас этот парень попал „в одно из мгновений“, – незаметно улыбнулся полковник. – Видит перед собой не российского генерала, а начальника гестапо». Он скосил глаза на Ленца: тот сидел, на взгляд Михаила Васильевича, с малость глуповатым лицом, действительно, как на очной ставке или опознании, не зная, что услышит. Просто ждет. Неодолимо тянуло встать, подойти к «чахоточному» и сказать, указав на Ленца-Мюллера: мол, он свой человек – Герой России, правда, но не сделал ничего дурного, просто мы так – от делать нечего – развлекаемся.

– Представьтесь и присаживайтесь, – попросил генерал суховатым голосом.

– Старший сержант запаса Николай Реутов! – по-военному четко отрапортовал гость.

– Присаживайся, Николай, – повторил Ленц, переходя на «ты». – И разреши пару-тройку вопросов. В 1997 году ты был зачислен на курс спецподготовки.

– Так точно, товарищ генерал армии!

– Да не ори ты, господи боже мой! Ты ж не в казарме! Называй меня по имени-отчеству: Игорем Александровичем. Что можешь сказать о погибшем экипаже? Помнишь тот случай?

– Так точно, Игорь Александрович!

«Господи…» – простонал генерал, чувствуя зуд в ушах. Кроме хозяина, в этом кабинете никто так не орал.

– Я подскажу направление: чем он отличался от остальных? От экипажа, в котором был ты? Сразу не отвечай, немного подумай.

Было видно, что сержант не может сосредоточиться, находясь в столь высокой компании. Он вошел в кабинет, на двери которого не было (как и во всем «Аквариуме») вывесок или табличек, гадал, наверное, кто перед ним. Разгадка была немного размытой: кто-то из высших чинов самой секретной и закрытой из разведок мира. Этот простой смертный боялся подумать, что находится в компании самого высшего чина ГРУ. А Ленц и не думал хоть на секунду оставлять сержанта один на один со своими мыслями: ну, там, подойти к стене, поглазеть на карту, подозвать подчиненного, потыкать куда-нибудь пальцем… Генерал сидел все в той же позе группенфюрера и неотрывно смотрел на сержанта, на его взволнованное лицо и вспотевшие ладони, которые тот нервно потирал.

– Слушаем тебя, Николай, – наконец разрешил Ленц. Именно разрешил, наверняка зная, что сержант без приказа и рта не раскроет.

– Да, я вспомнил, конечно, – сказал Реутов чуть хрипловатым голосом. – Тот экипаж был первым. В смысле – лучшим, – уточнил он.

Генерал и полковник обменялись многозначительными взглядами.

– Бойцы этой группы раньше проходили службу в одном подразделении? – спросил Артемов.

– Насколько я помню – нет.

– Состав экипажа менялся во время курсов?

– Нет, – с небольшой запинкой ответил Николай.

– Чем они отличались от других курсантов? Может, физической подготовкой? – пришел на помощь Михаил Васильевич. – Лучше владели оружием, преуспевали в других дисциплинах?

– Да, наверное, так можно сказать.

– Они общались с другими курсантами?

– Как это?..

Артемов перефразировал вопрос:

– Не были ли они замкнутыми, как бы заключенными в своей среде, в кругу экипажа?

– Я уже не помню, – Николай Реутов выжал на скованное лицо смущенную улыбку. – Шесть лет прошло…

– Чувство зависти, ревности они не вызывали? – принял эстафету генерал. – Как относились к ним инструкторы – не было ли послабления к этому экипажу? Если да, то кто из офицеров военно-морской базы в этом вопросе был заметнее, что ли? Но прежде ответь на следующий вопрос: кто комплектовал экипажи?