Коррупционер или мошенник, которых государство В ПРИНЦИПЕ не подавляет, не задаются вопросом – ПОЧЕМУ? Им хорошо, и всё. То, что их поощрение безнаказанностью есть часть плана геноцида, – они не скажут даже под пыткой, потому что и сами этого плана не знают.

Психопат, которого выпустили на телевидение, тоже не знает – почему и зачем его отобрали и выпустили. Следовательно, и утечки информации от него быть не может – он ничего не знает об общем плане геноцида, он лишь реализует свою патологическую личность на ТВ…

Таким образом, машина геноцида русских имеет три рабочих лезвия.

Первое – это простое убийство русских.

Второе – это доведение русских до самоубийства (и отказа от деторождения) через создание долговременно-невыносимых условий жизни.

Третье – это доведение русских до самоубийства через провоцирование в них безумия, потому что конечный пункт любой психопатологии – это именно самоубийство.

Рабочие лезвия геноцида имеют видимость автономных процессов и закрепляются через посредство многоколенчатого приводного устройства, отделяющего лезвия от двигателя геноцида.

В политологии это называется «стратегией непрямых действий» – то есть искусством так толкнуть Сидорова, чтобы в итоге упал Петров.

В процессах убийства, доведения до самоубийства и сведения с ума активно используется духовный террор против русских – то есть кощунственное глумление и всенародное показательное опровержение всего того, что составляло на протяжении веков душу народа, его вековой опыт и выбор…

– Так что же делать?

– Ха-ха… два великих вечных русских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?».

Во-первых, это военно-силовой незамедлительный ответ на каждую попытку убить русского за то, что он русский.

Во-вторых, каждому русскому должно быть гарантировано право на жизнь, включающее и удовлетворение физиологических потребностей, – государство должно напечатать нужное количество денег и проследить за их справедливым распределением.

В-третьих, нужна психиатрическая квалифицированная цензура, которая смоет тяжкое марево безумия в потоках информации, нужна ясная и четкая идеология режима, которая будет отсеивать соответствия и несоответствия себе в информационном пространстве.

– Так просто?

– А мир и есть простая вещь… выпить со мной не хотите?

И лохматый философ протянул странно симпатичному ему, такому внимательному, великолепному слушателю вынутую из сетчатой авоськи начатую бутылку портвейна «Три топора»[36], заботливо заткнутую пробкой, свернутой из газеты «Сельская жизнь».

19 августа 1991 года. Двадцать два часа сорок минут. Москва, Новинский бульвар, народное гулянье.

То, что Лаврентий Павлович встретил у гастронома «Арбатский» опального сотрудника Института проблем философии Академии Наук по имени Вазген, – это, конечно, была случайность…

Однако ничего случайного в нашей жизни не бывает…

Во-первых, Вазген работал рядышком с Новым Арбатом, на «Кропоткинской», в Институте проблем философии, а жил на улице Воровского, дом двенадцать…

А во-вторых, Берия никогда до конца не доверял сводкам.

Отучил его товарищ Сталин от этого…

Навсегда Лаврентий Павлович запомнил октябрь сорок первого, когда он, встревоженный, позвонил Хозяину и доложил Ему непроверенную информацию, которую принёс на Лубянку перепуганный, трясущийся Хрущёв, о том, что немцы высадили в Москве воздушный десант…

И Его спокойный вопрос:

– На твой письменный стол десант высадили? Ты их, немцев, сам-то хоть видел?

Ах, как было потом Берии стыдно…

Поэтому часто, в самую запарку – Берия лично лазал и вокруг первого ядерного реактора Ф-1, и вокруг стапеля парящей жидким кислородом Р-1… Говорил с разными людьми – техниками, наладчиками, замотанными инженерами, честно старался понять, что вообще на самом деле происходит.