– Что они пишут?! – В голосе Колосова зазвенела истерика.

– Тут только… Тут только написано, – генерал справился с приступом паники и тихо сказал:

– Мавр сделал свое дело…

Черемхово

Через вагонное окошко по купейным дверям прыгали солнечные зайчики. Ясный зимний день быстро набирал свою силу, жить бы да жить и радоваться детскому смеху да кататься с ребятишками с крутой горки. Мечты, мечты – как они сладостны, без них люди в одночасье превращались в стариков с потухшими взорами.

Только за вагонными стенками стояла совсем иная жизнь, в которой детским мечтаниям не оставалось места. Черемховская станция была буквально забита воинскими эшелонами, состоящими из теплушек и платформ. Рядом грозно высились корпуса бронепоездов, угрожающе топорщивших орудийные стволы в цилиндрических башнях, с накрашенными поверх бело-зелеными нашлепками новоявленного Сибирского государства.

– Ваше превосходительство! С телеграфа доложили – от Иркутска отправился правительственный поезд. Сюда едут министры Михайлов и Яковлев, с ними и контр-адмирал Смирнов. На станцию Зима прибыли «Блестящий» и «Быстрый». Далее дорога плотно забита составами. Чехи только начали растаскивать эшелоны с нашего пути. Майор Белых докладывает, что наша ветка сейчас полностью свободна для прохода.

Молодцеватый подпоручик с забинтованной рукой на черной косынке и аксельбантом адъютанта на правом плече замер, восторженно глядя на молодого, чуть старшего в годах, крепкого и уверенного в себе полковника Арчегова, командующего Сибирской армией.

Потому и обращение было как к генералу, а интонацией офицер выделял – генералов и полковников у нас много, но командующий один. Да с такой заслуженной славой, что армия его на руках носить готова!

– Хорошо, поручик. Скажите полковнику Степанову – пусть поторопит в Головинской и Заларях приемку грузов от чехов. И немедленно отправляет второй батальон стражи для охраны этого перегона. И прошу не беспокоить нас с адмиралом в течение часа! Выполняйте!

Полковник медленно достал из кармана куртки портсигар, вынул папиросу. Чиркнул американской зажигалкой, закурил, глубоко затянулся. Выдохнул густой клубок дыма, неторопливо затянулся еще несколько раз и через минуту искоса глянул по сторонам.

Коридор был уже пуст на всю длину, двери в тамбура плотно закрыты. Исчез и адъютант Колчака лейтенант Трубчанинов, и начальник личной охраны адмирала Удинцев, до того маячившие у дверей первого купе. Полковник усмехнулся – десантники выполнили приказ взять все под охрану буквально, он их хорошо вымуштровал за эти горячие дни.

– Двух недель не прошло, как я здесь. Но как давно это было! И все поменялось, – тихо пробормотал под нос полковник Арчегов и еще раз усмехнулся в густые усы.

– Как интересно жить. Все страннее и страннее, сказала бы Алиса…

Тринадцать дней назад, но на три четверти века вперед, он, Константин Иванович Ермаков, отставной подполковник ВДВ, инвалид с напрочь подорванным здоровьем, трижды раненный, обгоревший и контуженый, еле таскал ноги по убогой квартирке, собираясь в дорогу.

Родное государство, олицетворением которого стал для него генерал с похабной кличкой «Пашка-Мерседес», выжало его как лимон и после полученных в чеченской войне ранений брезгливо выбросило на нищенскую пенсию молча подыхать.

А в родном Иркутске его уже ждали стервятники, раскинув в стороны длинные крылья, – бывшая жена и пьяница шурин, ее младший брательник, что слюной изошлись, ожидая, когда он, наконец, даст «дуба» и очистит для них квартиру. Шурин, с надеждой организовать ему скорейший кирдык, устроил поездку на Кругобайкалку, где в одном из урочищ над Ермаковым покамланил старый шаман, по совместительству ремонтник.