Я отвожу глаза. Хоть с самим президентом — плевать. Мне нужно думать, как выбираться из всего этого. В самой больнице смогу ли сбежать, будет ли возможность кому-то позвонить? Как назло прямо сейчас телефон разрядился.

— Дамир… — произношу сдавленно. — Отвези меня к маме.

Он усмехается.

— Нет. Ты теперь под моим контролем, Оксана.

Я этого и ожидала. Просто хотелось проверить. Проверить его адекватность. Может, связаться с полицией? Сказать, что мою свободу ограничивают? Знаю, Дамир скажет, что я пыталась убить себя. И это правда. Как и то, что мой теперешний подъём, желание жить и что-то делать, может исчезнуть в любой момент. А потому за мной нужен присмотр. Я отдаю себе в этом отчёт. Поэтому хочу увидеться с мамой, или попросить помощи у кого-нибудь из друзей. Чтобы просто были на связи. Это будет лучше, чем больница. И тем более лучше, чем конвой предателя.

Сделает ли что-то полиция? К сожалению, я почти уверена, что Дамир всё уладит в свою пользу. У него есть связи и деньги. И вдобавок он мой муж, а в глазах некоторых до сих пор это значит, что он ответственен за меня и может принимать все решения.

Я всегда была противоположного мнения. Но Дамир ухаживал мягко, приручал к себе постепенно и в конце концов я передала ему эту роль. Позволила доминировать. Конечно, практически никогда это не шло вразрез с моим мнением. Было удобно положиться на своего мужчину. Он никогда не решал за меня, что мне носить, с кем общаться, куда и когда уходить.

Сейчас же, мне кажется, он считает, что имеет право контролировать всё. Как и кто будет меня лечить. Увижусь я с родной матерью или нет. Случится ли развод.

Я сама виновата. После смерти Сая лишилась голоса, стала пассивной. Но это не значит, что Дамир может изменять мне, врать, бить и при этом принимать за меня какие-то решения.

— Ты бы не справилась без меня, — чеканит муж. — Слышишь? Так позволь мне и дальше заботиться о тебе.

Я мотаю головой.

— Спасибо огромное, что терпел меня. Это, действительно, подвиг, до-ро-гой. Но не забота. У меня телефон разрядился. Дай мне позвонить.

Прощупываю почву. Вдруг надумала себе что-то? Вдруг всё не так плохо?

— Тебе не нужен никакой телефон. Вообще.

Плохо. Ещё как плохо. Потому что, сбросив скорость, он ещё и подаётся ко мне, вырывает сумочку и выбрасывает её в открывшееся окно. С тем же успехом мог приковать меня к сидению. Эффект вышел бы тот же.

Я всхлипываю, но не плачу.

Мы вот-вот подъедем к больнице. Я не сдамся. Буду кричать, буду звать на помощь. Попытаюсь сбежать. Впрочем, тогда меня точно примут за сумасшедшую.

В отчаянии вглядываюсь в окно. Вдруг учащается пульс, начинают подрагивать холодные пальцы. Как ни странно, от облегчения. Потому что Дамир проезжает мимо. Во мне загорается надежда, что мы едем домой. Но она же жжётся в груди — не хочу быть там с ним.

— Всё будет как раньше, когда тебе станет лучше, — бросает муж.

— Как раньше? Это когда я не догадывалась, что ты параллельно живёшь с Машей? Забыть такое едва ли получится.

Он передёргивает плечом.

— Ты снова станешь собой, и она не будет мне нужна.

Я мотаю головой, запустив пальцы в волосы, не веря своим ушам. Какой ужас…

— Я хочу, чтобы ты женился на ней. Пусть она с Алёнкой въезжает в нашу квартиру. Совет да любовь! Только я в этом участвовать не буду. И с вами хочу попрощаться. Только девочку жаль, но видеться с ней будет странно после всего…

Он усмехается.

— Ты будешь со всеми общаться. И с Алёнушкой и с Машей. Они — твоя семья.

Ты был моей семьёй…

Ключевое — был.

Спорить бессмысленно. Я закусываю губу, утыкаюсь лбом в спинку сидения и просто жду, когда это всё уже сдвинется с мёртвой точки.