Вспоминаю, что отец моей бывшей погиб, но у меня даже нет слов, чтобы выразить своё сожаление. Можно ли жалеть человека, который продал свою собственную дочь? Вряд ли… Как говорится, о покойниках нельзя говорить плохо, а если нет ничего хорошего, то лучше воздержаться и совсем ничего не говорить. Именно по этой причине я решаю держать язык за зубами, однако всё-таки предлагаю свою помощь.

— Если нужно организовать похороны или что-то ещё, ты только скажи.

— Нет… Его помощники уже всё организовали. Отец позаботился о себе, потому что понимал, что он один… Он заранее дал чёткие распоряжения людям, которые должны организовать панихиду.

Я киваю.

Наверное, это ужасно, когда у тебя нет семьи, нет человека, который может элементарно отправить тебя в последний путь. Впрочем, каждый сам делает свой выбор ещё при жизни. Отец Иры свой сделал.

Мы с Ирой одновременно берёмся руками за один пакет, но она успевает на секунду раньше, поэтому я беру её за руку и несколько секунд смотрю ей в глаза. Понимаю, что меня всё ещё тянет к этой женщине, но не знаю, насколько правильно это влечение, поэтому убираю руку и делаю шаг назад. Мне кажется, словно Ира снова потянулась ко мне, чтобы поцеловать, и её поведение слишком пугает.

Что если она снова оказалась в моём доме для того, чтобы предать меня?

Ира отвлекается на распаковку еды, а я перевожу дух. Сегодня слишком странный день, и мне хочется, чтобы он поскорее закончился. Покоя до сих пор не даёт настойчивость Царёва, и мне хочется встретиться с ним, чтобы лично переговорить о происходящем и огородить от его поползновений женщину, которая выносила и родила мне сына. Пусть у нас не всё так гладко в отношениях, но Ира мать моего ребёнка, и это не изменится. Я несу за неё ответственность в любом случае.

— Я хотела сказать по поводу звонка Царёва, — начинает Ира, присев за стол, а я заканчиваю мыть руки, оборачиваюсь и смотрю на женщину.

— Что ты хотела сказать о его звонке?

Руки вдруг начинают дрожать, хоть такое волнение совсем несвойственно мне.

Вдруг она решила поделиться правдой, которую скрывала от меня?

Рассказать об очередной слежке?

Ловлю себя на мысли, что поступаю, как параноик.

Возможно, мне самому не помешало бы посетить парочку занятий у психолога, чтобы понять, как жить дальше с тем, что у меня есть. Я не смогу вечно с опаской смотреть на окружающих и бояться, что мне воткнут нож в спину. Следует поработать в первую очередь над собой.

Присаживаюсь за стол и беру контейнер с обедом — картофельное пюре и запеченная под сырной корочкой форель. Приятный аромат пробуждает активное слюноотделение. Ира тоже берёт контейнер с салатом, открывает крышку и начинает ковыряться вилкой, словно выискивает там что-то. Она замолкает. Наверное, передумала продолжать начатую тему, и я решаю, что не стану подталкивать её: если захочет, то поделится.

— По поводу звонка, — говорит Ира, покашляв, чтобы прочистить горло.

— Да?..

— Я не знаю, почему он решил снова вторгнуться в мою жизнь… Как я уже говорила, Царёв исчез после того изнасилования. Тогда я была не в состоянии обратиться в полицию… Несколько дней я просто ненавидела себя и хотела уйти из жизни, а потом решила, что доказать что-то уже всё равно не смогу, да и вряд ли выстою против Царёва и его денег, ведь даже родной отец встанет на его сторону. Я радовалась тому, что он исчез, оставил меня в покое. Не думала, что когда-то услышу этот мерзкий голос снова, но он позвонил… Жень, я на самом деле не знаю, что ему от меня нужно. Он словно узнал, что я нахожусь рядом с тобой и решил снова попытаться рассорить нас. Впрочем, ты прав — некого ссорить, ведь единственное общее, что есть между нами — наш сын и желание вылечить его.