Ничего не зная о ребёнке, Антипов всё равно повёл себя как чудесный отец. Именно таким он может стать для Даниила, вот только меня не отпускает мысль — захочет ли он, чтобы я принимала участие в жизни своего ребёнка.

Может, он решит, что я должна исчезнуть?

Ведь до того, как я узнала о диагнозе сына, о страшной сумме, которая необходима на его лечение, я приняла похожее решение — исключила отца из жизни ребёнка. О чём теперь жалела, но Антипову совсем необязательно знать правду.

— Я не советую тебе пытаться сбегать от меня снова, — словно прочитав мои мысли, говорит бывший негромким вибрирующим голосом.

Я киваю.

Не углубляюсь в детали и не говорю, что не сбегала от него.

Нам ни к чему спорить.

Пока я буду соглашаться со всеми его условиями, а дальше будет видно.

— Как давно ты рассталась с Царёвым? Он в курсе, что с Даниилом? Знает, что это мой сын?

Меня оглушает вопрос, бьёт как пощёчина, а перед глазами снова появляется тот самый момент, который разделил мою жизнь, разбил её на «до» и «после».

— Мы с ним не были вместе, — мотаю головой я.

— Пожалуйста, не продолжай врать! Ты можешь хотя бы один раз быть честной и говорить без всех этих своих «было»… «не было»?.. Будь честна и скажи мне правду.

— Ты не хочешь слышать её.

— Тогда скажи, что именно вас связывало, и почему ты была с ним в тот день?

Я понимаю, что Антипов хочет услышать правду, и собираюсь рассказать ему всё сейчас, но Даня начинает истошно кричать, а меня охватывает паника.

Скорее всего, ему не нравится напускной тон, с которым говорит Антипов, а может, беспокоят какие-то боли?

Хотя…

Врач сказал, что болей в нашем случае не должно быть, потому что сын просто не чувствует те мышцы, которые отказываются работать.

Антипов обхватывает голову руками, подскакивает и пулей вылетает из комнаты. Возможно, он сам захочет выгнать нас из дома, когда поймёт, что маленький ребёнок — это не тишина и покой, а постоянный детский плач, нужды, которые не всегда удаётся угадать.

Как только Даня немного успокаивается, я укладываю его на кровать и иду к чемодану, чтобы достать памперсы и переодеть сына. Из кармашка вываливается телефон. Не знаю, что с ним стало: он просто сломался и отказывался включаться, и я беспокоилась, что это разозлит Антипова. Наверное, мне нужно купить новый, но денег пока не так много, почти все накопления, которые у меня были, я потратила на обследование сына. И я не знаю, сколько потребуется вложить ещё.

Пока достаю всё необходимое для обработки, сын засыпает: ему действительно не понравился тон отца. Тяжело вздыхаю и пытаюсь включить телефон. Вскоре он подаёт первые признаки жизни, и экран мерцает. Телефон включается, а я спокойно выдыхаю.

Неплохо было бы позвонить маме и сообщить, что мы в порядке.

После того как она узнала, почему я работала на Царёва, она ушла в себя. И мне не удалось убедить её в том, что это был мой выбор, о котором я ничуть не жалею. Жалею лишь о том, что струсила, поддалась панике и не нашла в себе силы, чтобы попросить о помощи. Если бы я сразу попросила Женю помочь мне, то наверняка он бы понял и простил меня.

Телефон начинает вибрировать, вырывая меня из мыслей, я смотрю на экран и вздрагиваю.

Царёв?

Что ему снова нужно от меня?

Всё тело охватывает лихорадочная дрожь.

Я думала, что этот человек больше не появится в моей жизни, но он звонит мне, а я не могу даже пошевелиться, чтобы сбросить вызов.

Слышу глухие шаги за своей спиной, но не спешу спрятать телефон и как-то отреагировать. Всё моё сознание заторможено, всё внутри кричит, что нужно сбросить, скрыться от него, избавиться от этого человека, чтобы он больше не появлялся в моей жизни. Но перед глазами мелькают те ужасные кадры, и мне кажется, что я снова ощущаю прикосновения Царёва на себе. Жадные, омерзительные… Вскрикиваю, резко оборачиваюсь и отталкиваю мужчину, взявшего меня за плечи, от себя. Только потом понимаю, что это не Царёв. В висках с силой стучит, а я смотрю на рассвирепевшего Антипова и понимаю, что он видел имя звонящего.