– Круто, то есть ты хочешь начать перед ними каяться и просить прощения? Извини меня, но это уже синдром совка.

– Что за синдром?

– Это я сам придумал. Синдром советского человека. Не раз замечал, как попадая в Европу, некоторые из наших граждан начинают пресмыкаться перед европейцами и шипеть на своих: вы бескультурные, быдло, вы Германию разделили и свободу подавляли. Это у них от чувства вины, которое вырастила в них перестройка и последующие годы либеральной анархии. И до сих пор, чуть что, первое что предлагают нам покаяться – перед поляками, перед грузинами, перед всем цивилизованным миром. Если так пойдет дальше, то нам придется извинятся уже за геноцид индейцев, опиумные войны в Азии и за ядерную бомбардировку Японии. И при этом никто даже не думает заставлять грузин извинятся перед остальными за Сталина и Берию? Или евреям за революцию и вообще за коммунизм?

– Нет. Нет у меня никакого синдрома. Мне бы хотелось извиниться перед конкретными людьми, за конкретные свои поступки. Просто, потому что мне было бы спокойней знай я что они не держат на меня зла.

– А если держат? Может же быть и так?

– Может. Это будет скверно буду тогда добиваться их прощения.

– А если кто-нибудь заявит, что простит тебя только если поимеет твою девственную анальную дырочку?

– Ну в разумных пределах. К тому же я уже говорил – мы в первую очередь люди и лишь в последующем все остальные.

– А я тебе говорю забей на это. Это ты так думаешь. Но думают ли так они. К тому же, что, если кто-то из них не сможет простить тебя по той причине, что он уже того? Откинулся? Как Виталик, например. Помнишь Виталика?

Сидящие на скамейке бабушки были без ума от него. Это был мальчик с внешностью ангела. Кучерявые светлые волосы, стройный, с большими голубыми глазами и длинными пальцами аристократа. Он жил на втором этаже в соседнем с Сергеем подъезде и престарелые кошелки восторгались всякий раз, когда он проходил мимо них, здороваясь с каждой по имени (Здравствуйте, баба Нюра… Здравствуйте, баба Зина…), с обязательным поклоном, или когда из раскрытого настежь балкона его квартиры доносилась исполняемая им бетховенская "К Элизе".

И именно за все это, – все то, за что он нравился бабушкам, – Сергей его и ненавидел. Его аж передергивало, когда он смотрел в эти томные с поволокой глаза, когда видел его тонкие с аккуратными ногтями пальцы и слышал, как он играет.

В младшей школе Сергей с друзьями несколько раз доводил его до слез. Они отбирали его портфель и играли им в футбол, заламывали руки за спину (он при этом так жалостливо ныл, что это распаляло мучителей еще больше) и заставляли есть собачье дерьмо. В средних классах они стали его пинать. Считалось смешным подкараулить мальчишку и пнуть в грудь или в спину, чтобы тот упал в пыль на обочине и заплакал. Им нравилось, когда он рыдал, он делал это как-то по-особенному, как девчонка. А еще он никогда не защищался. Только убегал, широко расставляя локти и приземляясь на носочки.

– Как хренова балерина, – сравнил как-то Никита.

А в выпускном классе они узнали, что Виталик нетрадиционной ориентации.

Все началось с шутки, с относительно беззлобного пранка – Никита создал фальшивый аккаунт в одной из популярных соцсетей от имени Бориса Муравьева никогда не существовавшего в реальности открытого столичного гея и ЛГБТ активиста. Наполнив профиль фотографиями Ника Андерса, малоизвестного английского певца, они отправили предложение дружбы Виталику.

Тот принял ее и ответил уже через несколько минут, восхитившись тем насколько свободней и цивилизованней Москва по сравнению с глубокой провинцией, в которой его окружают сплошные гомофобы.