Куря подошёл к телу вожака, ухватился за рукоятку ножа, торчащего из грудины, одним рывком выдернул его. В образовавшуюся дыру засунул руку и вырвал сердце. Мгновение смотрел на него, а потом протянул кровавый комок Родиону:

– Ешь!

Родион отвёл его руку, молвил:

– Оно твоё.

Вождь людей благодарно осклабился и яростно вонзил острые клыки в горячее сердце поверженного врага.

Степан сглотнул комок, но не смог сдержаться – его вывернуло желчью.

– Они, как встарь, верят, что, съев сердце врага, воин обретает его силу, – задумчиво прокомментировал Родион, наклоняясь к Степану и помогая тому подняться. Потом тем же тоном сказал: – Может, стоит попробовать?.. – но, увидев что-то в выражении глаз младшего напарника, усмехнулся: – Шучу, шучу.

…Она лежала возле своей лачуги. Маленькая изломанная фигурка. Её хвостик в агонии жалобно обвился вокруг уже пустого брюшка – зверочеловек вспорол ей живот и выгрыз внутренности вместе с ребёнком. Люди, возвращавшиеся к домам, резко остановились, сбились в кучу, несколько женщин всхлипнули, детишки, как любые испуганные малыши, вцепились лапками, ручками, хвостиками в подолы матерей. Мужчины, потемнев лицом, крепче сжали оружие. Последыш, протолкавшись сквозь толпу, упал рядом, обхватил маленькое тельце и жалобно заскулил. Он гладил окровавленными руками девичье личико, сведённое нечеловеческой болью, целовал пальчики с коготками, пытался свести края зияющей дыры. Он скулил и бился, разрываясь от такой же нечеловеческой боли. Куря с силой оторвал его руки-клешни, вцепившиеся в тельце любимой, поднял и уволок братишку куда-то, что-то тихонько приговаривая на ходу.

Родион подошел к Степану, который еле стоял на ногах, и выдохнул в самое ухо:

– Всё ещё сомневаешься, что он человек?

Дед, Куря, Степан и Родион сидели за столом – импровизированное заседание генштаба.

– Что с тушами будете делать? Съедите? – поинтересовался Степан.

– Та разе ж мы людоеды каки-нибудь?! – ужаснулся Дед. – Та их ужо наполовину лесной зверь обглодал. Что останется – псам скормим, если те не побрезгуют.

Потом Родион долго и обстоятельно рассказывал, чертя угольком на столе, как выкопать ров вокруг башни, заполнить сухими ветками, полить смолой, чтобы кольцо огня надежно ограждало от нападающих. Ещё он убеждал вождя и старосту построить вокруг деревни огромный забор, сделать ворота. Степан, так же как и постатомные люди, внимал каждому его слову.

– А лучше всего вам из этой дыры перебраться куда-то в город, – посоветовал напоследок Родион. – Города-то должны были сохраниться, ну те, что далеко от станции были. Там всё-таки люди живут.

– Города-то сохранились. Чево им сделаеться. Люди, гришь, живут? А мы рази не люди? А вот пускать нас тудыть нихто й не сбирается, – горько ответил Дед. – Ты, думашь, один умный? Были ходоки. Дней семь-десять иди в любую сторону и упрёсся в огромну таку стену, навроде той, про котору толкуешь. Тока стена та не з дерева, а з камней, поверху колючкой заплетена, та пулеметы поверху и ще таки штуки – огнём харкають. Штоб отсюдова нихто не вышел, во как. Заповедник, гады хреновы, устроили… Ждут, покуда мы вымрем чи выродимся. А вот им усем! – Он сделал неприличный жест, рубанув ладонью одной руки по сгибу локтя другой, знакомый до боли жест, странное дело, сохранившийся в этом мире. – Я-то как вас увидал, так сразу ж и подумал, шо вы з-за той стены…

– Нет, Дед, мы не оттуда, – сжав зубы, процедил Степан, чьё лицо украсил боевой шрам. – Но мы из-за другой… стены.

– А вот стену мы строить не бум, – веско сказал Куря. – Дерева посадим – почище стены буут.