– Не-е-е!.. – жалобно вскрикнул Дед.

Время словно замедлилось, и он с ужасом смотрел, как в лицо сыну несётся тяжеленная лапа с растопыренными когтищами. В то самое мгновение, когда она должна была снести голову Последыша с плеч, сын упал – Родион сильным ударом под колени свалил его с ног. Лапа пролетела, задев плечо Родиона, которое тотчас обагрилось кровью. Время дрогнуло и снова рвануло вперед. Руки Деда в изнеможении подломились, он упал лицом в землю, потом перекатился на бок и, опираясь на клюку, тяжело сел.

Людомедведи, спешащие на помощь вожаку, не смогли пробиться сквозь толпу вопящих и рубящихся воинов, возглавляемых Курей, и зверю пришлось сражаться одному уже с тремя врагами.

Последыш, стоя на коленях, изловчился и с размаху чиркнул остриём меча вожаку под коленом, перерезая жилы. Одновременно Родион ударил топором по другой ноге, в колено. Зверь шатнулся. Кости хрустнули. Подоспевший Степан попытался всадить меч людомедведю в грудину. Но ему не хватило сил, чтобы пробить мускульный щит, и лезвие, скользнув по пластинам мышц, едва не задело Родиона, вовремя успевшего отскочить.

Отбросив ногой Последыша, зверь крутанулся на месте, одной лапой схватился за лезвие меча, выдрав его из рук Степана, а второй ударил его в грудь. Степан отлетел на несколько шагов и грянулся оземь. Но, в отличие от былинных богатырей, сил ему это не прибавило. Сквозь мельтешение ног Деду было видно, что парень лежит недвижимо – то ли убился, то ли потерял сознание.

Родион, бросив короткий взгляд на младших, отступил на шаг, размахнулся широко и со всей мочи ударил вожака топором. Тяжёлое лезвие пробило-таки мышцы, с хрустом разворотив грудину, завязло. Не делая попытки выдернуть топор, Родион выхватил нож и, пробивая рёбра, всадил клинок человекозверю в сердце…

Вожак взмахнул лапами, желая прижать обидчика к груди в смертельном объятии, но Родион с неимоверным трудом увернулся. Поднырнув под лапы, он оказался за спиной у людомедведя. Бросив быстрый взгляд на сидящего неподалёку Деда, сделал один длинный прыжок, выхватил у него из рук металлическую клюку, метнулся обратно и мощным ударом раскроил вожаку череп. Раздался хруст, словно прут врезался в дерево. Начавший оборачиваться зверь вздрогнул и медленно осел на землю. Попытался встать, но конечности уже не слушались. Дед, видавший множество смертей, сразу понял: больше зверюге уж не подняться.

Вожак завалился на бок, глаза, оказавшиеся на разных половинах черепа, разваленного почти до подбородка, закатились. Гигантский людомедведь конвульсивно дёрнулся, всего один раз, и затих.

Родион огляделся, зажимая рукой кровоточащее плечо. Только сейчас он понял, что трава, в свете костров казавшаяся черной, красная от крови – солнце поднялось над лесом.

Последыш с превеликим трудом встал и, подволакивая сломанную третью ногу, шатаясь и падая, доковылял до Степана. Опустился рядом с ним на землю, приподнял ему голову и начал растирать виски, сочувственно пуская носом пузыри.

Дед, сделав пару неуверенных шагов, взял протянутую Родионом клюку, измазанную кровью и мозгами вожака. Он провел рукой по налипшим ошмёткам, потом лизнул палец, задумчиво пожевал, сплюнул, огляделся и сказал:

– Ну, вроде б усех завалили.

На поляне чёрными грудами распластались четыре людомедведя. Один, то ли самый сообразительный, то ли самый трусливый, поняв, что победа не светит, израненный скрылся в лесу. Увидев, что битва закончена, из башни горохом высыпали женщины и дети. Они кинулись к раненым, заголосили около погибших, но к тушам людомедведей никто не приблизился.