– Простите, пан Соломон, если позволите, я приду к вам в следующий раз. Глаза разбегаются, поэтому нужно посоветоваться с любимой мамочкой.

– Конечно, прелесть моя! – запричитал Соломон, сгребая перстни в ящичек. – В любой день, как только пожелаете. Вас буду ждать не только я, но и мой сын Мойша!

– Большое спасибо, пан Соломон, – с достоинством кивнула Соня и, покидая лавчонку, озорно подмигнула: – Привет Мойше!

Соня вбежала в прихожую дома и успела мельком увидеть незнакомого грузного мужчину лет сорока пяти в черной тройке, пьющего в гостиной чай из блюдечка. Фейга быстро оставила гостя и устремилась за Соней. Она взяла сестру за руку и потащила в соседнюю комнату.

– Это барон Лощинский, – зашептала она в самое ухо. – Богатый, интересный, не жадный. Ступай к нему и пококетничай.

Соня с недоумением смотрела на Фейгу.

– Зачем?

– Затем, что хватит сидеть на моей шее. Пококетничай, поулыбайся, дай потрогать за задницу. Он любит это.

Соня резко отодвинулась от сестры.

– С ума сошла! Он же противный!

Та перехватила ее за руку, крепко сжала кисть.

– Слушай, что я говорю. Отец умер, пора помогать семье. Пошла! – и резко подтолкнула в спину.

Сестры вернулись в гостиную, где находился барон. Соня остановилась напротив, уставилась на него нагло и с откровенной издевкой.

Тот отодвинул блюдечко, восторженно развел толстыми короткими ручками.

– Какая маленькая прелесть! – Он перевел взгляд на Фейгу. – Так это и есть ваша сестра, о которой говорят все соседи?

– Да, это моя сестра Шейндля, наша гордость, – кивнула Фейга.

– Сколько тебе лет, девочка? – спросил барон Соню.

– А сколько вам надо?

Гость расхохотался:

– Мне, детка, надо столько, чтобы ты была достаточно разумной и не задавала ненужных вопросов.

– Пан барон, – вмешалась Фейга, – девочка взрослеет не по дням, а по часам. И я гарантирую вам отсутствие всяких глупостей и бестактностей. – Повернувшись к сестре, она тихим жестким голосом велела: – Пригласи пана Лощинского в свою комнату и покажи, как хорошо ты играешь на фортепиано.

Соня молча развернулась и начала подниматься по лестнице. Барон поднялся с кресла и, получив одобрение Фейги, двинулся следом. Оглянувшись на сопящего и с трудом поднимающегося по крутым ступенькам немолодого господина, Соня тихо рассмеялась в ладошку.

В своей комнате девочка подошла к фортепиано, открыла крышку инструмента, уселась на стульчик и пробежалась пальчиками по клавишам. Барон остановился сзади, окинул взглядом изящную фигурку, перевел взгляд на ловко бегающие по клавишам тонкие пальцы. Провел ладонью по голове Сони, пробормотал:

– Какие пальчики! Их бы целовать, любить, кусать…

Девочка перестала играть, поднялась, растопырила пальцы перед лицом пана Лощинского.

– Пальчики у меня золотые, пан барон. Имейте это в виду.

– Имею, детка, – засопел тот, обхватил Соню за талию, стал страстно целовать ее руки, глаза, лицо. – Конечно имею! С ума сойду… Ничего не соображаю… Любимая, желанная…

Соня, со смехом отбиваясь, нащупала в боковом кармане его брюк цепочку, ловко оттянула кармашек и вытащила оттуда увесистые золотые часы. Быстро сунула их себе под юбку, резко оттолкнула барона:

– Что вы позволяете себе, пан барон!

– Деньги, золото, богатство… Требуй все, что захочешь, только позволь прикасаться к тебе, деточка, – продолжал бормотать тот, не в состоянии прийти в себя. – Не гони прочь, не отказывай! Ты не представляешь, какая ты восхитительная!..

– А что скажет ваша жена?

Барон оторопело уставился на нее:

– А почему она должна что-то говорить?