– Кто? – срывающимся голосом выкрикнула Соня.

– Я, моя голубка, принес вино, – послышался голос барона.

– Сейчас, дорогой, я слегка приведу себя в порядок… Потерпи!

Она сунула пакет с деньгами в корзинку, где спала Ривочка. Быстро пристроила на место саквояжи, пригладила волосы, поправила платье и после этого открыла дверь купе.

– Извини, милый, – повисла она на шее барона, – женщина всегда должна прекрасно выглядеть в глазах любимого!

– Ты всегда выглядишь прекрасно, – чмокнул ее в щечку Лощинский.

Пан поставил открытую бутылку на столик, разлил вино по чистым фужерам. Беглецы чокнулись, выпили.

– Ну? – вопросительно посмотрел на Соньку барон.

– Спасибо, любимый. Совсем другое дело.

– Знаешь, я даже испытал какое-то удовольствие, когда сам лично выбирал для тебя вино.

– А я скучала… Так скучала, что еле дождалась своего птенчика!

Поезд стал замедлять ход, за окном поплыли дома какого-то городка.

Проводник, проходя по вагону, громко сообщил:

– Станция Пшибички! Панове, станция Пшибички! Стоянка десять минут!

– Какая станция? – забеспокоилась Соня. – Как он сказал?

– По-моему, Пшибички, – пожал плечами барон.

– Боже, Пшибички! – вскочила девушка. – Как же это я забыла? Пшибички!..

Она стала суетливо собирать свои вещи: сняла с вешалки шляпку, вынула из корзины кофточку, взяла на руки ребенка. Барон удивленно наблюдал за нею.

– Ты это куда?

– Я же совсем забыла! – бросила Соня. – В Пшибичках меня должна встречать сестра Евдокии!

– Какой Евдокии?

– Евдокии! Сестра моей мачехи! Забыл, что ли? – Она открыла дверь купе. – Сейчас вернусь, – и выскочила в коридор вагона, оставив пана Лощинского в полном недоумении.

Соня выбежала на привокзальную площадь, увидела бричку, бросилась к ней. Легко вскочила на подножку, крикнула извозчику:

– Гони!

– Куда, пани?

– Пока прямо, потом скажу!

Мужик ударил по лошадям, и бричка резво понеслась в сторону узких улочек города.

Тем временем пан Лощинский стоял возле вагона, тревожно высматривая исчезнувшую девушку. Прозвенел вокзальный колокол, состав тронулся. Барон еще растерянно посмотрел по сторонам и на ходу вскочил в вагон.

Фаэтон несся по улицам Пшибичек, распугивая прохожих, разгоняя кур и гусей. Наконец повозка выскочила на окраину, и извозчик остановил лошадей.

– Все, дальше некуда. Приехали.

– Варшава далеко отсюда?

– Двадцать верст.

– Гони.

– А денег хватит?

Соня полезла в карман кофты, достала несколько купюр, протянула ему:

– Хватит?

– Через час будем в Варшаве! – радостно рассмеялся извозчик и ударил по лошадям.

От ветра и тряски проснулась Ривочка, заплакала.

Соня стала укутывать ее, прижимать к себе, но ребенку, видно, было холодно, он плакал все громче. Соня стянула с себя кофту, накрыла девочку, и та наконец затихла. Бричка, покачиваясь, ехала по неровной дороге, извозчик тихонько напевал что-то себе под нос. Соня полезла в корзинку, нащупала плотный пакет с деньгами и довольно усмехнулась.

Больница была лучшей в Варшаве: с мраморным полом, дорогими светильниками на белых стенах и даже собственным ботаническим садом.

Палата, которую заняла Соня, была самой дорогой в детском отделении. Ривочка лежала в кроватке и натужно кашляла, задыхаясь. Рядом с ней стояли немолодой доктор и Соня. Доктор печально качал головой, иногда бросал укоризненный взгляд на мать.

– Плохо, совсем плохо.

– Сделайте что-нибудь. Я хорошо заплачу. – В глазах Сони стояли слезы.

– Здесь деньги не помогут, – усмехнулся доктор, – у ребенка двухстороннее воспаление легких.

– Откуда это взялось?

– Вам виднее, пани. Где-нибудь застудили.