– Это не я говорю. Сердце.

– Я запомню ваши слова.

Михелина сделала ему «ручкой» и пошла вдоль забора. Князь по достоинству оценил ее сзади, довольный, сел за руль авто, дал сильный газ и, сгорбившись, помчался вдоль Фонтанки, пару раз оглянувшись на очаровательную новую знакомую.

Девушка быстро перебежала дорогу, вскочила на подножку пролетки и нырнула внутрь, крикнув извозчику:

– Пошел!

Мать крепко обняла дочь, прижала к себе.

– Я была умницей? – с улыбкой спросила Михелина.

– Все сделала правильно, хотя несколько рискованно.

– Я рассчитала все, мамуля.

– Ты рассчитала, а у меня чуть сердце не оборвалось.

– Я сама до смерти испугалась, – нервно засмеялась Михелина. – А еще больше испугался князь.

– Ты добилась встречи?

– Без этого он не хотел меня отпускать!

– Когда?

– Завтра. В ресторанчике возле «Англетера». – Дочка все еще не могла унять нервное возбуждение. – Мамочка, он так на меня смотрел. Думаю, по-настоящему влюбился.

– Это с ним случается регулярно.

– Разве в меня невозможно влюбиться? – возмутилась Михелина.

– Возможно. На пару ночей.

– Я обижусь. – Дочка надула губки, затем вдруг с интересом сообщила: – А знаешь, в нем есть что-то такое… Ну как тебе сказать? И жутковатое, и притягательное!

– Как в каждом звере.

– В звере? – переспросила Михелина и неожиданно подтвердила: – Да, он похож на зверя.

Воровка, глядя на полного господина в коротком суконном пальто, суетливо пытающегося остановить свободную пролетку, задумчиво произнесла:

– Крючок зацеплен. Теперь что дальше?

– А что мы должны сделать?

– Для начала попасть в его дом.

– Его нужно обчистить?

– Обчистить? – переспросила, усмехнувшись, Сонька. – Можно сказать и так.

На улице уже стемнело.

Пролетка выскочила на Невский и миновала Казанский собор – движение здесь стало более оживленным, потом извозчик резко свернул в широкий проезд у гостиницы «Европейская» и погнал в направлении к Дворцовому мосту.

Михелина внимательно посмотрела на мать, а та, почувствовав ее взгляд, спросила:

– Что, Миха?

– Может, заедем в театр?

– К Таббе?

– Да.

– Думаешь, она нас ждет? – с удивлением подняла брови Сонька.

– Я просто хочу ее увидеть. Издали…

– В следующий раз, – уклончиво ответила мать.

– А почему не сейчас? Театр ведь недалеко.

Сонька, стараясь быть спокойной, объяснила:

– Спектакль еще не закончился – раз…

– Подождем.

– И потом, ты же помнишь, чем все закончилось, когда мы сунулись к ней?

– Помню, – тихо ответила Михелина.

– Вот и успокойся, – ответила жестко мать. – Поумнеет сестра, тогда и встретимся.

Они замолчали. Михелина печально вздохнула, снова подняла глаза на мать и негромко произнесла:

– Она стала такой знаменитой…

– В этом балагане? Знаменитой? – возмутилась воровка. – Большего позора для матери не придумаешь.

– На нее идет публика! Почему «позора»?

– Голые задницы, дурные голоса! Мерзость! А дочка Соньки – главная обезьяна в этой мерзости! Уж лучше воровать, чем скакать в оперетте.

– Но народ-то идет!

– В зверинец тоже народ идет.

Пролетка выехала на набережную Невы, справа вонзался в небо шпиль Петропавловской крепости, чуть дальше виднелась Стрелка Васильевского острова, а слева диковинной громадой надвигался Зимний дворец.

Совсем рядом, за гранитным берегом, тяжело кружила мрачная река.

Михелина снова молча посмотрела на мать, и та с усмешкой спросила:

– Ну, что еще?

– Я хочу на нее посмотреть.

– Когда она будет выходить из театра?

– Да.

Сонька подумала, потом пожала плечами.

– Ты этого очень хочешь?

– Очень.

Мать чему-то усмехнулась и согласно кивнула.

– Пусть будет по-твоему, – и крикнула извозчику: – Едем к оперетте.