Но удача обходила меня стороной. Самый высокий пост из всех, какой мне удалось занять, – главный писец в адвокатской конторе Вашего отца. Другие главные писцы относятся ко мне с почтением, но это совсем не то, чего я ожидал, учитывая, что мне они не подчиняются.

На этой неделе я испытал жестокий удар. Во вторник Ваш отец принес в контору машинку, которая, насколько я понимаю, называется «пишущей». В тот же день Антонио, молодой человек с небрежным корявым почерком, предал свою профессию и принялся стучать на этом чудище, точно косоглазая курица, печатая контракты первостепенной важности. Он может напечатать две страницы за час! Такая удивительная скорость мне не по плечу.

Мало того, что на этой – а может, и еще на одной – машинке можно печатать самые важные документы, так дьявол, который привез их в контору, появился в четверг с пачкой грязной черной бумаги, которая, вставленная между листами, позволяет получить до пяти копий исходного документа.

Хотя результат отвратительный, все идет гораздо быстрее, и работы у нас теперь только для трех писцов и трех машинок. Ваш отец собирается оставить лишь одного старого писца, чтобы вести протоколы, писать письма и сопровождать его в суд. Моя рука уже не так быстра для подобной работы. Как Вы знаете, она нелегка.

Мне придется выйти на пенсию, но я не могу себе этого позволить. Все свои деньги я потратил на сок.

Поскольку к пишущим машинкам у Вас отношение такое же, как у меня, умоляю о содействии. Помогите мне предпринять последнюю попытку.

Я должен стать профессором теологии и астрономии в университете, где Вы сами учитесь. Я долгие годы изучал и формулировал идеи и теории, которые откроют загадку этой тягостной жизни. Я не прошу много денег, только компенсацию расходов на сок.

Вы должны устроить мне эту должность. Если она уже занята, я готов помогать тому, кто ее занимает, в выполнении его обязанностей, если необходимо, то и бесплатно, потому что скоро я начну получать небольшую пенсию. Собственно, если необходимо, я готов внести сумму, необходимую на содержание профессорской должности, при условии ее получения.

Я приеду в середине следующей недели, чтобы предпринять последнюю попытку. С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш – Орфео Кватта».

На следующий день, когда Алессандро вернулся с последней лекции, Орфео уже ждал у дверей.

– А это что? – спросил Алессандро, указав на огромную круглую стянутую ремнями сумку, сшитую из настоящих шкур.

– Это мой чемодан, – ответил Орфео с таким видом, будто Алессандро сморозил глупость.

– Но… но ведь тут шерсть. Никогда не видел чемодана с шерстью на боках.

– Недубленые шкуры самые крепкие, – объяснил Орфео. – Такими чемоданами пользуются американцы, но они оставляют головы и хвосты.

– А чья это шкура?

– Коровья.

Алессандро пригласил Орфео остаться у него в надежде, что сумеет отговорить его от «последней попытки» и отправить в Рим с письмом к отцу, в котором намеревался, воззвав к человеколюбию, упросить взять старого писца на прежнее место.

Но Орфео на уговоры не поддавался.

– Орфео, – прямо заявил Алессандро, когда они уселись у горящего камина, – ничто в мире не заставит университет дать тебе должность профессора или даже позволить просто ему помогать. Ни на день, ни на минуту, ни на секунду. Если ты поедешь обратно в Рим с письмом, которое я напишу, твоя жизнь вернется в исходное состояние.

– К Адаму и Еве.

– Можно и так сказать.

– Висячие сады Вавилона.

– Я не знаю, как скажешь, Орфео.

– Нет, – с самодовольной улыбкой отказался Орфео. – Если там услышат про благословенный сок, который я открыл во всех купелях, меня точно пригласят на кафедру.