– Не думаю.

– Нет, пригласят. Уверен, что пригласят. Все теоретические рассуждения здесь. – Он постучал пальцем по виску. – Гравитация, время, цель, свободная воля, что ни возьми. Боль всего мира исследована.

– Ладно, хорошо. Я отведу вас к человеку, который решает такие вопросы, и вы все расскажете ему сами.

– Нет, – покачал головой Орфео. – Так ничего не выйдет. – Алессандро молчал. – У меня нет никаких дипломов. Меня никто не знает. Мне потребуются долгие годы, чтобы стать профессором.

– Именно про это я и говорил.

– И эти люди могут не знать ни о неотступной кричащей боли вселенной, ни о благодатном соке.

– Уверяю вас, даже если и знают, ни за что не подадут вида.

– Мы должны их перехитрить. Открой мой чемодан.

Алессандро осторожно развязал ремни волосатой бочки, которую сам занес по лестнице в комнату, и вытащил удивительную академическую мантию и шляпу, каких ему еще не доводилось видеть. Отделанную пурпурными лентами и мехом. Розочка из рыжего лисьего меха украшала грудь, петля золоченой цепи – одно плечо. Шляпа напоминала боевой корабль четырнадцатого столетия, который реинкарнировался в пурпурную подушку.

– Что это? – изумился Алессандро.

– Мантия президента Университета Тронхейма в Норвегии. Никто о нем ничего не слышал, к тому же он умер.

– Ты ограбил могилу?

– Все знают, что муж моей сестры – портной в Гамбурге. Много лет назад, когда ректор Тронхеймского университета приезжал в город, он отдал мантию моему брату, чтобы тот расставил ее. Ему предстояло произнести речь, а он располнел. Наверно, слишком налегал на норвежские оладьи, которые называются jopkeys. И неожиданно умер, а его жена сказала моему зятю, что мантию он может оставить себе. Зная о моих честолюбивых мечтах, зять прислал ее мне.

– И как вы собираетесь ее использовать?

– Разве непонятно? Ректор университета Тронхейма, проездом в Болонье, решил выступить с важной лекцией.

– Но вы же не знаете норвежского языка!

– Никто не знает норвежского. К тому же я говорю на чистейшем итальянском, так что никаких проблем нет.

– А если на лекцию придет норвежец?

– Ему я скажу, что я – венгр, который едет в Норвегию, чтобы занять пост ректора, и если он хочет со мной поговорить, пусть выбирает любой из трех языков: венгерский, латынь и итальянский. Как думаешь, какой он выберет? Ха!

– Надеюсь, вы придумали имя, которое может быть похоже и на норвежское, и на венгерское. Если такое вообще возможно.

– Орфлас Торвос, – без запинки отбарабанил Орфео.

Взгляд Алессандро лихорадочно заметался: он искал выход из тупика, в который его загнал Орфео.

– Все, что от вас требуется, – продолжал тот, – так это выяснить, когда пустует лучшая лекционная аудитория, и помочь мне расклеить афиши.

– Какие афиши?

Офрео опять запустил руку в волосатую бочку.

– Эти. – Он достал пачку прекрасно отпечатанных афиш, извещающих о его лекции: «Астрономия, теология и благословенный сок, который объединяет вселенную». Пустые места, оставленные для места, даты и времени, ожидали, когда он заполнит их своим изумительным почерком. К своей последней попытке Орфео подготовился основательно.

В один из последних январских дней, когда газовые канделябры освещали похожий на пещеру зал театра «Барбадосса», а прилетевший из Швейцарии холодный ветер морозил итальянцев в их постелях, Орфео сделал решительный шаг. Как часто случается в судьбоносные моменты, человек, который ставит на карту все – в данном случае Орфлас Торвос, – выглядел спокойным и собранным.

Этот удивительный фальсификатор в великолепной мантии и пурпурном головном уборе вышагивал взад-вперед по высокой сцене. Ему хотелось, чтобы на его лице читались скука, раздражение и самодовольство, свойственные лекторам-академикам, достаточно самоуверенным и жестоким, чтобы стараться унизить сразу несколько сотен человек.