Мы сидели так, казалось, целую вечность. Напряженные, с натянутыми нервами, ожидая, когда же смельчаки покинут конюшню. От ударяющего по затылку дыхания по телу снова и снова бежали жуткие мурашки, но пошевелиться ни он, ни я не осмеливались. Может, потому, что боялись лишний раз поднять шум, а может, из-за нежелания лишаться мучающего нас обоих жара...

— Прости, Мира, — наконец шепнул магистр, вызывая новую волну сладкой дрожи.

Вновь сорвавшееся с его губ имя, подобно гарпуну, больно ударило по сознанию. Одно дело, когда он звал меня адепткой или же обращался как к Грант, но когда решался обратиться по имени… Он произносил его как-то приглушенно, голос его был исполнен истомы, был устало-нежным.

Это стало пыткой. Чудовищной пыткой.

Тихо выдохнув, я прикрыла веки, попыталась собраться с мыслями, но все равно соображала туго, как если бы сидела напротив отца и выслушивала его нотации или же делала то, что никогда в жизни не делала. Наверное, поэтому я не сразу поняла, что он попросил у меня прощения… Но за что?

Прислушиваясь к посторонним звукам и пытаясь унять бешено колотящееся сердце, я так же шепотом произнесла:

— Вряд ли вы сделали что-то, за что должны извиняться…

Но это тоже было ложью. Еще как сделал! Хвост!.. Хвост едва не отрубил!

— Это не так, — будто прочитав мои мысли, продолжил мужчина. — Я должен попросить прощения.

— За что? — спросила и вытянулась как струна, почувствовав вдруг, как объятия становятся крепче.

По телу растеклись тепло и некая слабость — чем-то неожиданно вызванная, сильная, словно бы пытающаяся опутать все внутренности. Почему-то казалось, что я вот-вот потеряю сознание.

— Не могу сказать. Не сейчас. Просто… простите. И за это тоже.

На последних словах его голос сделался таким густым и проникновенным, с легкой хрипотцой, нырнувшей прямо в легкие и прокатившейся по грудной клетке, что перед глазами сразу потемнело. Сердце замерло на миг, чтобы после забиться быстрее. Я ощутила, что начинаю обмякать в сильных руках магистра.

— Зачем вы... — вырвался из груди хрип, и я погрузилась в тяжелый, насильно вызванный сон.

***

Выходила я из забытья долго, мучительно долго. Казалось, что я ступаю по глубокому песку, с каждым шагом утягивающему на дно, в безызвестность. Пыталась открыть глаза, но колдовство было сильнее: ломало волю всякий раз, когда мне начинало казаться, что я уже близка к победе.

Сон отпустил меня сам. Тогда, когда посчитал нужным. Выплюнул, как обглоданную кость. Распахнула глаза, дыша тяжело, с хрипом, и уставилась на темно-синий балдахин над головой. Все сверлила его мутным взглядом, пытаясь собраться с мыслями, которые рассыпались в разные стороны, как напуганные рыбки. Получалось с трудом, но я все же вспомнила лавку Миранды, встречу с демоном, конюшню и Карата, хвост и зелье, принцев и принцессу, собравшихся куда-то на ночь глядя… А еще руки магистра и то, как он просил прощения перед тем, как я потеряла сознание.

Вот же гадливый жук! Он меня что, намеренно вырубил?!

Замешательство смешалось с неожиданно вспыхнувшей злостью, и я аж с кровати встала, перед этим выпутавшись из одеяла. Но пыл чуть поутих, когда до меня наконец дошло, что я нахожусь не в своей комнате.

Это была спальня, не больше моей. Темно немного: тяжелые синие шторы запахнуты. Навострив уши, стараясь не упустить ни малейшего шума, прошла к окну, приоткрыла занавеску. Вид открывался на внутренний двор академии. Наверное, этаж второй, третий…

Солнце совсем недавно начало выглядывать из-за гряды гор, окрашивая густо-медовым светом белые верхушки, касаясь лучами тянущихся к небу башен. Мир только просыпался, а я уже чувствовала себя так, будто меня затянуло в водоворот.