Кивнула, прижала сумочку с кошельком к груди и стремглав к банкомату. Карту трепетно сунула в отверстие и нажала заветные кнопочки, как учила девушка в банке.

Банкноты зашуршали и мне в руку выскочили. А потом еще раз и еще. В голову ударила эйфория. Это мои деньги. Все мои. На первое время мне хватит. Айсберг не поскупился и положил мне на счет хорошую сумму. Мысль об Айсберге больно кольнула в области сердца, и я вдруг ясно представила себе его синие холодные глаза. Стало больно. Так, что и выдохнула с трудом.

Вышвырнул…потому что не согласилась ломаться под него. Как собаку вытолкал. Только использовал меня. Не нужна я ему была никогда. Поигрался, и все. Нечего по нему скучать и страдать. Я начну новую жизнь. У меня получится. Как в книгах. Приехать в столицу, работать пойти, потом, может, и учиться поступить смогу. Я ведь отличница. Всегда старалась в школе лучше всех быть. Назло отчиму. Потому что тупой тварью называл. Учебники не покупал. Я в библиотеке старые брала, заклеенные.

Но ему нравилось хвастать, что он неродную дочь содержит и помогает в учебе, что благодаря ему так выучилась и с таким аттестатом школу окончила. Правда, когда посмотрел в него, заржал.

– И нахер они тебе, эти оценки? Думаешь, в универ пойти? Дык нет его здесь, а в другой город тебя никто не отпустит. Отрабатывать будешь. Коровам хвосты крутить с оценками своими. Зря время тратила. Никчемной тварью и останешься!

Не останусь! Вот увидишь, ублюдок! Я многого добьюсь! Обязательно! Деньги в кошелек положила, сунула его в сумочку и поискала взглядом такси. Не нашла. Он говорил, что в переулке машину поставит. А то в центре никогда стоянки не найти. Пошла в переулок через арку в старом доме.

Мои шаги эхом отдаются под сводами, и к ним присоединились еще несколько. Обернулась – за мной следом двое идут. Я ускорила шаг. Сердце гулко забилось, сумку сильнее прижала к себе. Их лиц не видно. Они в тёмной одежде и в шапках, надвинутых на глаза. Сейчас день. Никто меня не тронет. Я сейчас из арки выйду, и там такси и…

Выйти из арки не успела, меня за волосы схватили и об стену ударили так, что в глазах потемнело. Придавили к ней изо всех сил.

– Сумку давай, сука!

Зарычал кто-то в лицо и дернул за ремешок, пытаясь выдрать сумочку.

– Не отдааам! – заорала и пнула ублюдка изо всех сил коленом в живот. – Спасиииитеее…

Мне тут же закрыли ладонью рот. Я изловчилась и укусила подонка за ладонь, за что меня наотмашь ударили по губам, а потом в солнечное сплетение кулаком.

– Ах ты ж мрааазь!

 Скрутилась пополам, но сумку не отдала. Я яростно за нее сражалась, как будто понимала – сейчас заберут, и я снова останусь ни с чем, а там документы, там деньги мои первые. Там моя новая жизнь. Красивая, чистая, настоящая. Она пахнет круассанами, чаем и маленькой уютной комнаткой у Марьи Петровны.

– Что ж она вцепилась в нее! Отдай, дрянь!

– Сейчас отцепится! Я ей зубы сломаю и пальцы повыкручиваю!

– Не бить! Только деньги взять!

– Кому она на хер нужна, прошмандовка?!

– Не бить!

Пока они спорили, я ударила одного головой в бок, а потом врезала по ноге и хотела побежать, но меня сцапали за волосы и свалили на асфальт.

– Она по-другому не понимает! Сумку дай! Дай ее сюда! – тот, что назвал меня прошмандовкой, ударил ногой по руке, наступил мне на пальцы, но я крепко держала ремешок. Мне казалось, что если я еще немножко продержусь, то кто-то услышит и придет на помощь.

Меня ударили по ребрам уже сильно, потом еще и еще, пока в глазах не потемнело, и пальцы не разжались.