Эти пять минут длятся вечно. То и дело вздрагиваю от каждого шороха. Я совру, если скажу, что у меня нет мыслей отказаться. Инстинкт самосохранения буквально вопит: «Опасность! Беги!», но я игнорирую его. Я им нужна. Меня не убьют.

Когда звонит телефон, все затихают. Борис Петрович снимает трубку, отвечая:

— Полковник Борис Яковлев на связи. Слушаю.

— Ну что, полковник, готовы к обмену?

— Да, — ровным голосом отвечает.

— Предупреждаю, не вздумайте дурить. У нас в заложниках еще тридцать четыре человека. Не отдадите журналистку, будут жертвы. Я ясно выражаюсь?

— Предельно, — недовольно поджав губы, коротко кидает Борис Петрович.

— Пусть журналистка идет к главному входу. Оттуда сейчас будут выходить женщины и дети, а она зайдет.

— Понял.

Связь обрывается. Начинается суматоха. Меня выводят из фургона, что-то говорят, какие-то наставления, желают удачи, успокаивают, но я пропускаю это все мимо ушей. Сосредотачиваюсь только на том, чтобы не разреветься.

Я сильная. Сильная.

Боже, кому я вру? Я та еще слабачка! Да я от одного вида крови чуть ли в обморок не падаю!

— Женя! Женька! — кто-то хватает меня за руку и разворачивает к себе.

Фух, это Тема. Хоть одно знакомое лицо.

Он смотрит на меня обеспокоено и тараторит:

— Брось это! Это не твоя работа! Ты не обязана жертвовать собой!

— Молодой человек, отойдите, — грубо рявкает ему один из полицейских. — Вы мешаете нашей работе.

— За вас половину работы уже сделала Женя! — огрызается. — Вы же ей пользуетесь!

— Тем, все в порядке! Я сама захотела, — чтобы хоть немного успокоить парня, произношу.

— Черта с два!

— Молодой человек, мы сейчас вынуждены будем применить силу, — уже начинает угрожать полицейский.

— Все будет хорошо! — заверяю парня с такой уверенностью, что сама себе поражаюсь, после чего разворачиваюсь и топаю к полковнику Яковлеву.

— Готовы? — спрашивает полковник.

— Готова, — расправив плечи, смело отвечаю.

Он подает какой-то знак. Поначалу ничего не происходит. И я уже думаю, что грабители передумали, но нет. Огромные двери банка открываются, выходят заплаканные женщины с детьми. Меня бросает в пот, когда Борис Петрович командует:

— Пора.

Делаю первый шаг, и слышу его тихое:

— Удачи, Женя… И спасибо.

Каждый шаг, как приговор. Поднимаюсь по ступеням, считая их про себя, чтобы хоть как-то взять под контроль эмоции. Я не оборачиваюсь, когда делаю последний шаг и переступаю порог банка. Дверь за мной закрывается, и дыхание перехватывает.

Из-за углов выходят несколько парней в масках и с автоматами наперевес.
Самый высокий и крупный выступает вперед, он сканирует меня своими серыми глазами, что виднеются в прорези маски, и, лениво растягивая слова, произносит:

— Добро пожаловать, пташка.

Женя

Наше время. Исправительная колония

До сих пор помню первое пересечения наших взглядов. Холодок, пробежавший по спине, страх и, как ни странно, притяжение.
Я только переступила порог банка, и сразу же нарушила одно из правил поведения рядом с преступниками: не смотреть в глаза. Впрочем, это было только началом всех нарушений…

Выныриваю из своих воспоминаний.
Захар все еще ожидает ответа. Помня о наставлении Дамира отвечать осторожно, но не юлить, я честно говорю:

— Я обычный журналист. Он обменял меня на нескольких заложников.

— Обычный журналист, — недоверчиво хмыкает Захар, вставая. — Даже не знаю, Евгения, ты удачлива или же крайне невезуча. Возможно, сегодня раскроем этот секрет, — хитро подмигивает, после чего галантно подает мне руку.

Делать нечего. И мне приходится протянуть руку в ответ. Захар рывком поднимает меня с дивана. Он немного ниже Дамира, но все еще довольно высокий мужчина. Стройный и гибкий. В этом прикиде он выглядит как бизнесмен, а не заключенный. Почему он вообще сидит в тюрьме?