Герман Давидович запрокинул голову, проглотив остатки вина, и поставил бокал на столешницу.

— Я пойду спать, — бросил он через плечо, отвернувшись от меня.

Бесспорно, существовал длинный список женщин, которые бы с радостью прыгнули в постель к Ермолову. А я только что помахала рукой этой исключительной возможности.

Я либо гений, либо полная идиотка.

Честно говоря, я бы сказала, что последнее.

Без сомнений.

— Спокойной ночи, Валерия, — пробурчал он, направившись в коридор.

— Спокойной ночи, Герман, — зная, что он меня не услышит, я назвала его по имени.

5. ГЛАВА 4

Наведя на кухне порядок, я заперлась в своей комнате, старательно пытаясь не обращать внимания на покалывание в теле при мысли о Германе Ермолове.

Быстро разделась, стянув с себя водолазку, джинсы, оставив только бледно-розовые трусики. Достала из комода огромную черную футболку, которую использовала вместо пижамы. Собрав волосы в беспорядочный пучок на макушке, я направилась в ванную комнату. Мою собственную ванную. За неделю проживания в лофте я настолько привыкла к простору, что размышления о возвращении в общагу с вечно отсутствующей горячей водой в общей душевой причиняли физический дискомфорт в виде головной боли.

Стоя перед зеркалом, монотонно водила зубной щеткой по зубам и взглядом скользила вверх и вниз по отражению, детально рассматривая его. Что бизнес-магнат нашел во мне? Что именно его привлекло? У меня самые обыкновенные голубые глаза. Чуть курносый нос и немного веснушек. Длинные темные волосы и худощавая фигура. Ни супер-задницы. Ни пышной груди. Я была настолько посредственной, что это вызывало отвращение. 

Выплюнув зубную пасту и ополаскивая щетку под прохладной водой, наклонилась ближе к зеркалу. Не знаю, что надеялась еще увидеть кроме крошечных черных точек и нескольких прыщиков? К счастью, я редко страдала от кожных высыпаний.

Удрученно покачав головой, я застыла, обнаружив, что одна из моих маленьких и миленьких сережек в форме колец, подаренных бабушкой перед смертью, отсутствовала в левом ухе.

О, неееет.

Медленно и тщательно обшаривая взглядом столешницу, я ничего не нашла и опустилась на колени в надежде, что сережка лежала где-то на полу. Сердце тревожно сжалось в груди. Бабушкин памятный подарок — буквально самое дорогое, что я имела.

Я побежала обратно в спальню, успокаивая себя мыслью, что, возможно, сережка просто выпала, когда я заделывала волосы, случайно зацепив пальцами мочку уха. Или это случилось, когда я заправляла постель. Я подобрала одежду, которая была на мне еще десять минут назад, и встряхнула вещи.

Снова ничего.

Даже не задумываясь о своем нынешнем внешнем виде, я выскочила из комнаты, отправившись на кухню. Включила свет и оглядела безупречно чистые столешницы. Не стоило возлагать особых надежд, что крошечное изделие из золота окажется там — не прошло и получаса с тех пор, как я вычистила это место до безупречного блеска.

Я вновь встала на колени, потому что больше ничего не могла сделать для того, чтобы найти пропавшую сережку.

И увидела ее на полу возле раковины.

— Проклятье, — с облегчением выдохнула я, дуя на серьгу, чтобы стряхнуть с нее пылинки, и вдела в ухо.

Клянусь, меня чуть не хватил сердечный приступ!

— Лера?

Я подпрыгнула едва ли не до потолка, и с моих губ невольно сорвался писк. Резко обернувшись на звук низкого голоса, я увидела Ермолова. Он сидел за обеденным столом в белой рубашке и черных брюках, в которых был до того, как мы разошлись, неловко пожелав друг другу спокойной ночи. Перед ним стоял стакан и бутылка виски.