[4] В древнегреческой мифологии – богиня юности, дочь Зевса и Геры, была на Олимпе виночерпием, после того, как Геракл возносится на Олимп и обретает бессмертие, становится его женой в знак примирения Геры и Геракла.
[5]В древнегреческой мифологии божество необходимости, неизбежности, персонификация рока, судьбы и предопределённости свыше.
[6]Длинный прямоугольный кусок ткани – плащ, надеваемый поверх хитона.
[7]В Древней Греции — женские покои в доме, занимавшие его заднюю часть или второй этаж.
[8]Набедренная повязка из неширокой полосы ткани, которую обертывали вокруг бедер и укрепляли поясом.
[9] Кровь богов, душистая, нетленная, прозрачная.
3. Сон третий: трава без корней
Женщина уныло брела по пустынной равнине, едва переставляя ноги. Земля кругом высушена и покрыта трещинами. Кажется, будто это льдины весной. Вот-вот почва вздыбится, пойдёт земляными валами, сметёт то, что есть на поверхности — путницу в грязных рваных одеяниях.
Её волосы — некогда огненно-рыжие — сейчас выгорели и сбились, ярко-зелёные глаза потускнели и слезятся. Кожа похожа на пергамент — тонкая, изжелта-бледная, в пятнах и потёках сукровицы. Губы растрескались, как почва под её босыми израненными ступнями.
Женщина не знала, куда она идёт. Просто двигаться — вошло в привычку: без цели, без смысла, в никуда. Она не помнила ни своего имени, ни того, кто она. Она не помнила дом, и был ли он у неё вообще.
Ветер хлестал заношенными лохмотьями, в которые превратилась её одежда, и катал мимо неё шары из сухих пожелтевших растений. Женщина провожала их пустыми глазами, чувствуя странное родство. Она тоже — перекати-поле, трава без корней.
Иногда, ложась прямо на выжженную мертвенную землю и заворачиваясь в драный холщовый плащ, она желала умереть, чтобы её бессмысленное странствие закончилось. А иногда — упорно брела дальше.
Смерть почему-то оставила её, не приближалась к ней, будто тоже забыла.
Женщина уже давно ничего не ела, много дней ей не попадалась вода. Но она продолжала жить, продолжала идти. И даже вороны уже давно оставили её в покое, поняв, что им нескоро можно будет поживиться. Чёрных падальщиков испугала её не-жизнь.
Ветер усиливался, злился, налетал на тонкую фигуру, грозил замотать, унести. А может… силился что-то сказать?
Иногда ей казалось, что когда-то очень давно она могла слышать ветер. И каждый цветок. И ток воды под землёй. Что когда-то природа льнула к ней. У природы были волосы цвета спелой пшеницы, серо-зелёные глаза и тёплые руки. Когда она пела — птицы замолкали, устыженные красотой её голоса. Природе было так удобно класть голову на колени.
Но сейчас женщина не слышала ничего. Она оглохла. Звуки вокруг умерли… Вот уже много лет она двигалась в кромешной тишине.
Напрасно ветер теребил её одежды, напрасно трогал и звал.
А ещё — приходили сны. Странные сны. В них юная рыжеволосая девушка бегала по полям и танцевала среди цветов. Лёгкая, весёлая, беспечная… А потом налетал чёрный вихрь, подхватывал, отрывал от земли и уносил туда, где невозможна жизнь. Где есть только мрак и холод. И она медленно чахла, иссыхала, бледнела, как трава без корней…
Я засыпаю прямо на маленьком диване в прихожей Афининой квартирки, до гостиной так не добираюсь. Подруга заботливо укрывает меня и не беспокоит.
И вот теперь, проснувшись, обнаруживаю на столике, приютившемся у дивана, кофе и бутерброды. В квартире тихо, лёгкий сумрак, и только слышно, как тикают на стене старинные ходики. Но они не могут сказать, закончился ли сегодняшний сумасшедший день или уже начался другой? Сколько времени я проспала?