Вслед за мной Косогоров, кряхтя, поднимается по лестнице. Натужно сопит в две дырки, но идет молча. А в моей спальне с умилением смотрит на Роберта, потом на Бимку, растянувшегося на небольшом половичке.

- Дети. Спят, - улыбается благосклонно и, тяжело ступая, идет к себе. У самой двери останавливается и, почесав затылок, шепчет с сожалением. – А лежанку барбосу мы так и не купили.

- Можно завтра в город съездить, - еле слышно предлагаю я. – Я присмотрела в интернете лежанку.

- Нет, - мотает головой Косогоров. – Хватит, наездились, - отмахивается он от меня, словно от назойливой мухи, и добавляет с неохотой. – Завтра отправим кого-нибудь. Пока Игорь не разберется, из дома выходить не рекомендуется. Спокойной ночи, - бросает он, выходя в коридор. И я замечаю, как его лицо передергивает от боли.

- Вадим Петрович, - не сдерживая порыва, вылетаю я следом.

- Ну что еще, Оль? – морщится он. – Давай завтра обсудим, а? Хочу выпить обезболивающее и лечь. Что-то я расклеился сегодня…

- Если что-то нужно, я могу помочь, - выдаю я, не подумав о последствиях.

- Нет, милая, - гадко ухмыляется Косогоров. – Не можешь…

- Позвоните мне, если станет плохо, - шепчу я, чувствуя, как щеки заливаются предательским румянцем.

- Обязательно, - фыркает он и удаляется к себе на третий этаж. Его качает от боли и слабости. Но даже в такой момент Вадим старается не подать вида, как ему плохо. Да еще после операции целый день где-то носило. Видимо, консультировался с кем-то или с ментами разбирался. Но такой, чуть расслабленный и растерявший отчасти самоконтроль, Косогоров мне по душе. Он больше похож на обычного человека. Зато когда жив-здоров, больше напоминает биоробота.

«Вот же хмырь, - думаю я, снова надевая пижаму и укладываясь в постель. – Вечно все перевернет с ног на голову и выставит меня в дурном свете. Что я такого предложила? Только помощь! А он как все перевернул? Зараза!»

На всякий случай я кладу телефон под подушку, твердо зная, что никто не позвонит. Вадим Петрович будет корчиться в мучениях, но ко мне за помощью не обратится.

«Ну и не надо, - фыркаю я. Но как только закрываю глаза, в мое сознание вторгается Кирилл. Довольный и чуть пьяный. Он подходит ко мне ближе, и я стараюсь отойти куда-нибудь подальше. Точно знаю, что если попадусь ему в руки, мне несдобровать.

- Что тебе надо? – яростно шиплю я, отступая. – Отвали от меня, придурок.

- Ты мне обещала, Олька, - тянет он, и мне даже во сне мерещится запах перегара. – Опять под отца завалиться хочешь? – ощерившись, муж делает шаг ко мне и припирает к стенке. – Урою тебя, стерва…

Оттолкнув мужа, я убегаю прочь и чувствую, как по телу проносится дрожь. Раз, другой. С усилием я продираю глаза и растерянно оглядываюсь по сторонам. Все так же спит рядом Роберт, а на своей постилке – Бимка. И дрожь, вернее - дребезжание раздается где-то рядом.

Айфон, ептиль!

Кому не спится? Или что-то с бабушкой? Подслеповато щурясь, гляжу на экран  и, увидев надпись «КВП», выныриваю из остатков дремы. Схватив халат, бегу на третий этаж. Стараюсь на ходу вдеть руки в рукава, и это мне удается лишь с третьей попытки. В полутемном коридоре царит тишина. Через распахнутую дверь я заглядываю в спальню Вадима и прислушиваюсь к его дыханию. И, к своему ужасу, ничего не слышу. Делаю шаг внутрь. Потом еще один. Сердце бьется как сумасшедшее и заглушает любые звуки. Приходится подойти ближе и прислушаться. Тишина. И что делать, блин?! Всматриваюсь в лицо Вадима. Он лежит, раскинувшись на кровати, голова чуть закинута назад. Неужели помер? От наркоза или от нервотрепки. Может, сердце не выдержало? Оказавшись почти вплотную к кровати, я наклоняюсь над Косогоровым, пытаясь понять самую простую и важную вещь на свете. Дышит он или нет, твою мать! Но в тот момент, когда я слышу слабый натужный вздох, сильные цепкие пальцы хватают меня за запястье и тянут на себя.