Поначалу она думала, что та с непривычки, да на улицу не выходит. Дел её никаких, упаси, Боже, Анисья не поручала – не для того её девочка на свет появилась, чтобы курей кормить да корову доить. Вона она какая была – княжна ли, или принцесса. Лицом бела, костью тонка. Благо, и одежонка на неё нашлась новенькая – старушка хранила её с тех незапамятных времён, как побывала на ярмарке, что раз в год приезжает в соседнее село. Последние деньги извела, купив детскую шубейка да валеночки белые, какие только господам были положены. И ведь некого тогда было даже нарядить, но Анисья как знала: придёт, вернётся её голубушка. А потому берегла эти вещи как зеницу ока. И вишь, пригодились.

Жалко ей было девоньку, кровинушку, а потому сказала она ей как-то выйти на улицу, с другими ребятишками поиграть. А можа подруг найдёт – развеселиться, разговориться. Снегурушка не спорила. Вещи взяла, примерила, и они ей как литые подошли – как по ней и шили!

Платьев же домашних, ситцевых, она нашила ей предостаточно, но те не делали её столь величавой да красивой. А шубка да валеночки будто сразу кричали в глаза: красавица, каких свет не видывал! И гордилась этим старая Анисья. Вот ещё бледных щёк морозец коснётся, да зарумянит их – совсем глаз будет не оторвать!

Ушла Снегурушка, не спросив куда, да вернулась вскоре. Лель её привёл, мальчишка соседский, да с тех пор совсем не своя она сделалась. Будто сглазил кто. Неужто обидел её этот вздорный мальчишка? Анчутку ему на голову!

Рассердилась Анисья, да разволновалась больше. Посмотрела она на свою дочку, а та будто таять начала. Руки совсем истончали, ноги мокрыми сделались, да и по лицу капли потекли.

- Снегурушка! – ахнула Анисья. – Да что же это делается?!

Та оставалось разительно спокойной, хотя с тем же удивлением и даже сомнением смотрела сейчас на свои «тающие» руки, пытаясь что-то понять.

- Я прилягу…

Её угасающий голос серпом прошёлся по сердцу. Анисья бросалась к ведру с водой, схватив его, плеснула в печку, туша пламя. Густой дым повалил в комнату, да ей было всё равно.

- Тимофей! – закричала она, выбежав на крыльцо. – Живо воды неси!

Откуда-то показался её муженёк в старой ушанке.

- Чавось раздета выскочила?! – принялся отчитывать он её. – Али давно не хворала?!

- Снегурушка тает! – закричала она дребезжащим голосом. – Воды неси!

- Чавой?! - не понял дед. – Как это - тает?

- Не надо, мама…

Анисья резко развернулась, узрев прямо за собой ледяную девочку. Она, босиком, раздевшись почти до гола, оставив из всей одежды на себе лишь мокрую простынь, медленно вышла на улицу и пошла прямиком по снегу.

Старики оба уставились на неё – зрелище было и жутким, и нездоровым, но Снегурушку это не волновало. Вода, что продолжала стекать с неё, застывала на крепком морозе, образую ледяные наросты, но та их попросту не замечала. Всё её лицо и тело уже было покрыто тонкой сеткой инея, однако Снегурушка даже не морщилась и сейчас особенно напоминала Тимофею мертвячку или нечисть.

- Я знаю лекарство, мама… - произнесла она, проходя мимо вконец растерявшейся Анисьи. – Ты же хочешь, чтобы я жила?

- Хочу, хочу! – та закивала седой головой. – Пошли домой, дочка! Тебе полежать надо бы…

Но та, одарив её холодным взглядом, направилась к Тимофею. Тот, не зная, как реагировать, остался стоять на месте, с ужасом и отвращением разглядывая ледяную «дочь».

- Да кто ты такая? – одними губами спросил старик, когда девочка подошла особенно близко.

Та не ответила, улыбнувшись.

А потом резко вонзила руку в его грудь, пробив и знатный, хоть и старенький, тулуп, и грудную клетку Тимофея. Тот только крякнуть успел, вытаращив на неё глаза, задыхаясь в предсмертной агонии.