Рефлекторно я преграждаю ему дорогу. Вот блин. Я думала об этом всего лишь секунду, засмотревшись на опухшие губы, а тело зачем-то решило незамедлительно действовать. Стрельцов тут же останавливается. Я смотрю в кофейные глаза, пытаясь понять, как теперь он ко мне относится после инцидента. Равнодушно? Ненавидит меня? Или просто предпочитает делать вид, что ничего не было?

Зачем я остановила его? Винить некого, сейчас меня никто не толкал. Стрельцов сует руки в карманы спортивных штанов и в ожидании смотрит на меня, склонив голову набок.

— Что-нибудь скажешь? — несколько грубо торопит он меня.

Отмерев, я неуверенно шепчу:

— С… Спасибо.

Студенты затихают. Все эти хищные взгляды обращены только в нашу сторону, в ожидании новой жирнющей сплетни. Максим, кажется, замечает гнетущую тишину и сотни глаз, обращенных ему в спину.

На секунду он смотрит в пол, а затем медленно наклоняется к моему уху. Вздрагиваю, смакуя и переживая этот миг, пока его теплое и ровное дыхание касается моего лица, как божья благодать.

— Отвали от меня, хорошо?

Его голос сладкий, как клубничное мороженное, но слова ранят хуже пуль. Мои глаза расширяются. Зрачки панически бегают, пытаясь подсчитать, сколько людей наблюдают эту сцену в данный момент.

Выпрямившись, Максим смотрит на меня еще раз и, с ничего не выражающим лицом, двигается дальше. Стою на месте, как приросшая, и пыхчу от злости. Студенты перешептываются.

Немного погодя, поток возвращается к привычному движению, а я позволяю себе рвануть в общежитие, чтобы скрыть внутри этих стен свой позор.

Быстрыми и тяжелыми шагами поднимаюсь по лестнице и направляюсь в комнату сто двадцать четыре.

Я с грохотом захлопываю за собой дверь и швыряю сумку на кровать. Обеспокоенная Аня, что сидит за столом и делает задание, оборачивается ко мне.

— Что случилось?! — спрашивает она, выпучивая в удивлении глаза.

— Ни черта не случилось! — рычу я, манерно сбрасывая с себя джинсовую куртку и садясь на кровать, пытаясь перевести дыхание и совладать с нахлынувшими эмоциями.

Аня молча наблюдает за моими манипуляциями и ждет, когда я немного остыну.

— Я хочу умереть! — вырывается стон из моей груди, и я хватаюсь обеими руками за голову.

— Почему? Что произошло?

— Господи… — пищу жалобно, демонстрируя собственное негодование.

— Ну что? — как можно тише произносит Аня, продолжая пытливо наблюдать.

— Стрельцов! — все что могу произнести я и то открываю, то закрываю рот от изумления.

— Что он натворил? — хитро улыбается Аня.

— Что ты улыбаешься? Вот что?! — вспыхиваю я. — Он только что опозорил меня. Я хочу умереть…

— В смысле «опозорил»?

Перемещаю руки на лицо, закрывая волосами глаза, и падаю на кровать, словно камень.

— Только что при всех в коридоре он меня послал куда подальше.

Аня пододвигает стул к моей кровати и с все еще непонятной для меня улыбкой начинает смотреть так, словно ожидает подробностей.

— Что значит «послал»? Ты что, приставала к нему?

Я подрываюсь с места с выражением лица: «Ты что такое несешь?»

— Нет! Я всего лишь сказала: «Спасибо», а он: «Отвали, ок?». Боже… Я хочу умереть!

Аня смеется. Я с неприкрытым удивлением таращусь на нее. Совсем не такой реакции я ожидала. Потешается над моей трагедией. Что это такое?

— Да ты ему просто нравишься, — машет рукой Аня, пододвигаясь на стуле обратно к столу и возвращаясь к заданию.

— Что? Унижение — это такой модный способ выразить свою симпатию?

— Вполне возможно, — прыскает Аня. — Знаешь, раньше мальчики за косички девочек дергали, а теперь на нервах играют. Прогресс в действии.