– Надеюсь, – веско произнёс Перигрин, глядя прямо в глаза своему менеджеру, – я заслужил такое отношение. Другого приемлемого объяснения здесь быть не может, Уинти.

– Разумеется, старина, – поспешно пробормотал Моррис.

– Что касается Хартли Грава, тут не поартачишься. Тем более, что роль для него есть. Именно для него. Просто мне это не нравится.

Перигрин прошёлся по кабинету и застонал:

– Господи! Неужели тебе мало того, что я решился дать главную роль Маркусу Найту? Что на репетициях придётся терпеть клокотание трех великих темпераментов? За что же карать меня Гарри Гравом?

– Суперзвезда уже показывает свой характер. Он звонит мне дважды в день: контракт обрастает дополнительными сложностями и туманностями.

– И кто же побеждает?

– Я, – сказал Моррис. – Пока.

– Молодец.

– У меня уже голова идёт кругом, – пожаловался Уинтер. – Зато вот: доказательство победы – на моем столе.

Он торжественно помахал сколотыми страницами печатного текста и гордо произнёс:

– Подпись получена, так что теперь ему уже не отвертеться. Правда, чтобы его росчерк поместился, пришлось добавить дополнительную страницу. Взгляни, каков гусь.

Чудовищная, совершенно нечитаемая подпись действительно заняла внушительное место. Перигрин скользнул по ней глазами, затем вздрогнул и вгляделся более пристально.

– Этот циклон я уже где-то видел, – задумчиво проговорил он.

– Такое раз увидишь – никогда не забудешь.

– Я точно её видел. Интересно, где именно? Взгляд Морриса выразил тоску.

– Случайно не в своей книжке для автографов? – язвительно осведомился он.

– Это было в каком-то неожиданном месте… Ах, неважно. Надо думать, потеха начнётся с первой же репетиции. Он, разумеется, потребует, чтобы я заново переписал его роль, добавив побольше перца, хотя она и так весьма непроста. Нет, драматург не должен ставить собственные пьесы! Они слишком дороги ему. Но я уже грешил этим и – видит Бог! – буду грешить снова и снова, а Марко пусть проваливает к дьяволу. Он фантастически похож на портрет Шекспира кисти Графтона; у него голос ангела и колоссальный престиж; он блистательный актёр, и роль эта написана под него… В общем, ещё бабушка надвое сказала, кто из нас двоих победит, но могу побиться об заклад, что все-таки он.

– Ну и прекрасно, – сказал Моррис. – «Пусть Бог хранит тебя, мой милый мальчик»[5].

Перигрин наконец уселся за свой внушительный стол. Почти в тот же момент тренькнул телефон, и секретарша, располагавшаяся в отдельном уютном закутке, сообщила:

– Мистер Джей, вас спрашивают из «Виктории и Альберта».

Перигрин не стал говорить: «Всегда к услугам Её Величества и Наследного Принца», поскольку это, во-первых, было бы несолидно, а во-вторых, его охватило чувство, похожее на страх. Он ответил:

– Спасибо. Соедините, – и услышал в трубке голос эксперта:

– Мистер Джей, вам удобно сейчас разговаривать со мной?

– Да.

– Я решил, что лучше будет вам об этом знать. Мы, конечно, оформим официальный документ для передачи вашему патрону, но… – тут голос эксперта дрогнул от едва сдерживаемого возбуждения, – дело очень важное. Я… короче говоря, переданные вами документы были подвергнуты самой тщательной проверке. Свои заключения дали три независимых специалиста по почеркам, и они единодушны в своих оценках. Установленное ими авторство подтверждается возрастом кожи и бумаги. Можно с уверенностью заявить, что, кроме пятен, оставленных солёной водой, эти предметы не подвергались никаким существенным обработкам. Итак, мистер Джей, невероятно, но факт – перчатка и документы подлинные.