– Без тебя, мой друг, постель холодна,
Одеялице заиндевело,
Под перинушку мороз холоду нанес,
Возголовье потонуло во слезах,
Долго, с вечера, стояла я в дверях,
Тебя, сударь, дожидаючи,
Судьбу проклинаючи…

На этих словах песни Дежка вдруг вздрогнула и опомнилась:

– Ой, я по маменьке как соскучилась, пошли, кума, – схватив Машутку за руку и не оглядываясь, Дежка заторопилась в дом.

Мать никакой радости по поводу найденных денег не выказала:

– Может, бедный какой обронил.

Эта простая мысль девочкам в голову не приходила, они растерялись и замешкались с ответом.

– Чего молчим, немые?

– Где ж его искать, обронившего? – пробурчала недовольная Машутка. – Народу на выгоне тьма-тьмущая.

– Ну, хорошо, – подумав немного, согласилась мать. – Куплю, да не так много: по платью, переднику, платочку…

Глаза у девочек просияли, они еле сдерживались.

– А теперь, великие постники, – продолжала мать, – обедать.

А на лужке в конце улицы парни, красуясь перед девками, уж подхватывали другую песню, заводя новый танок-карагод:

– Ой, за речкой, за рекой,
Близко реченьки Дуная,
Добрый молодец, гуляя,
Добрый молодец, гуляя, он все свищет, все гуркая,
Ах, все свищет, все гуркая, черной шляпою махая,
Черной шляпою махая, товарищей закликая:
«Братцы мои, ребятушки,
Щегольё села Винникова,
Вы сойдите на речку, на Дунай,
Вы побейте палички, ой, вы побейте палички,
Положите кладочки».

Тут же и качели стоят. Девки на качелях качаются, а сами вполовину уха парней слушают…

Первой на улицу выскочила Машутка, а за ней и Дежка, держа в ладонях с десяток яиц:

– Глянь, Машутка, нам мать еще яиц дала на пряники, но сказала, чтобы я погуляла немного, да и вернулась: нужно гусей на речку согнать, а то в закутке они искричались.

– Эти мне гуси хрипучие! – принимая свою долю, проворчала Машутка. – И зачем такая подлая птица на свет родилась!

У качелей, куда вихрем слетели вниз по улице Дежка с кумою, вовсю кипели страсти. Ребята качали теперь девок сами, а Калиныч, парень из соседнего села, разливался на гармони. На картузе у него над правым ухом перо павлинье, рубаха красная, вышитая, и суконная поддевка нараспашку. Девки на него заглядываются, а винниковские ребята хмурятся.

– А я под чужую гармонь плясать не буду! – грозится Якушка.

– Ишь, хамова ястреба, куражится! – свирепо плюется Иван Алешин. – Не разбился бы слёту!

И винниковские повернулись от качелей и отошли. А девки, те пляшут, они гостям рады, качаются, играют в горелки.

Младшие девочки поодаль свои игры заводят, играют в «селезня»: стали в круг, взялись за руки, «утка» ходит по кругу, а «селезень» за кругом. «Селезень» «утку» старается поймать, а девочки ему хода не дают, припевают:

– Селезень утку гоняет,
Молодой серу загоняет:
Поди, серая, домой,
У тебя семеро детей,
Девятая утка –
Шутка, Машутка,
Селезень Васютка,
Кочет Ивашка.
Селезень утку гоняет,
Молодой серу загонял…

И вдруг доносятся от качелей испуганные крики. Дежка с Машуткой побежали было туда, а навстречу уж летит сестра Маша, бледная от испуга:

– Пойдем, Дежка, домой. Иван Калинычу гармонию разбил, Якушка и наш Колька ему помогали. У Николая рубаха порвана.

– Достанется же ему от тятечки!

– И то, Дежка, пойдем от греха, про гусей-то забыли, – напоминает Машутка.

– Да-а, – закапризничала Дежка, – другие на улице гуляют, а тут гусей на речку гони. Вот и пропал праздник.

– Так я же с тобой буду!

– Вот уж верная ты кума, Машутка!

Выпустили Дежка с Машуткой гусей из закутка и погнали их под гору. А за рекой над лугом радуга стоит.

– Глянь, Машута, красота-то какая!