– Понятно. А сами вы что думаете?

Эмма Александровна развела руками: что тут думать, когда от правого мужнина глаза остались одни воспоминания.

– Вы постоянно живете за городом?

– Да. Рядом с Павловском. Это ближний пригород, так что никаких проблем с транспортным сообщением…

– Но в городе у вас тоже есть квартира.

– На Ланском шоссе. – Она поморщилась: стоит ли спрашивать, когда все и так известно. – Но там я почти не бываю. Муж остается довольно часто, центральный офис его банка недалеко, в районе Карповки.

– Кто-нибудь, кроме вас и мужа, живет там?

– Его двоюродная сестра, Агнешка. Семь лет назад он выписал ее из Трускавца. – Усы Эммы Александровны презрительно выгнулись, прозрачно намекая на непристойную кровосмесительную связь кузенов. – Она и следит за домом.

Уж не поэтому ли ты съехала в Павловск на вечное поселение?

И потом – Ланское шоссе. Совсем рядом улица Савушкина, с которой была угнана машина с трупом Радзивилла. Это, конечно, ничего не значит. И подозревать вдову в причастности к смерти банкира нелепо, если, конечно, у нее не было своих интересов в этом деле.

– Во сколько примерно оценивается состояние Радзивилла? – спросил Леля.

Эмма Александровна вспыхнула, а ее крохотные усики возмущенно приподнялись.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Я обязан спросить вас об этом.

– Мне кажется, сейчас это не совсем уместно…

Вдова поняла, что сказала глупость, и осеклась. Ее холодность и полная безучастность к смерти мужа оправдывали любые вопросы следствия. С таким же успехом и с такой же отстраненностью Леля мог бы спросить ее о состоянии Круппов накануне Второй мировой войны.

– И все-таки?

– Я никогда не вникала в финансовые дела мужа. Но, как вы сами понимаете, он был далеко не бедным человеком. Вы можете навести справки в его банке.

Ты еще скажи – в налоговой инспекции!..

– Он давал вам большие суммы, Эмма Александровна? – напрямик спросил Леля.

Конечно, давал. И ей самой, и ящерице, и молодому человеку, здесь двух мнений быть не может. Эмма Александровна Радзивилл числилась на туманной должности эксперта в одном из издательств научно-популярной литературы с фиксированным окладом в тысячу семьсот пятьдесят рублей. Этих денег не хватит даже на мотыль для игуаны.

– У нас были довольно сложные отношения… Но он действительно ежемесячно выдавал мне определенную сумму. Весьма скромную, поверьте мне, – тщательно подбирая слова, сказала вдова, хотя бриллианты в ее ушах говорили об обратном.

– А в случае его смерти? Наверняка он оставил завещание.

– Мне ничего не известно о завещании, – отрезала Эмма Александровна.

– Хорошо. Поговорим о другом. Вы сказали, что у вас были довольно сложные отношения. Что это значит?

– А вы как думаете? Отказал в услугах Вере Игнатьевне, нашей старой домработнице, и взял эту потаскуху Агнешку, свою, видите ли, двоюродную сестру… Герман всегда был бабником. Ни одной юбки не пропустил. Во всех конкурсах заседал, где девки задами трясут…

– В каких конкурсах?

– Сами знаете… Мисс Город, мисс Область, мисс Район, мисс Атомная Станция. А потом в койку их тянул. При живой жене.

И когда только успевал, с почтением подумал Леля. При всей его занятости, при всех его биржевых играх, при всех его дочерних предприятиях. И при всех угрозах кризиса, девальвации, банкротства и чиновничьего произвола… И при двоюродной сестре из Трускавца.

Завидная эрекция.

– Вы именно поэтому перебрались в загородный дом?

– Отчасти, – уклонилась от прямого ответа Эмма Александровна. – Мне было наплевать на его похождения. Но Адась… Адась не должен был всего этого видеть. Распутства отца… Вы понимаете, Леонид Петрович?.. Когда-нибудь это кончилось бы весьма печально.