– Его секретарь.

– Стало быть, он улетал во Францию без охраны?

– Я не знаю, – честно признался телохранитель.

– Что значит – «не знаете»?

– Видите ли… Я был не единственным его телохранителем.

Леля вздохнул: нет, от этого хлыща ему ничего не добиться.

– Кто еще?

– Об этом вам лучше спросить не у меня, а у службы безопасности банка.

– Думаю, молодой человек, что у вас будут большие проблемы с трудоустройством. – Очкарик так не нравился ему, что Леля решил оттянуться напоследок. – Никто не возьмет на работу телохранителя, у которого убили босса. Дурная примета.

Леля без сожаления расстался с наглецом-охранником и его никчемными обтекаемыми показаниями. Куда интереснее были показания обслуги в «Диких гусях». Один из официантов вспомнил, что дама выходила из-за стола два раза. Гардеробщик тоже подтвердил: действительно, два. Первый раз она проследовала в туалетную комнату, а второй раз позвонила из телефонной кабинки в холле ресторана. В кабинке она пробыла не более минуты, гардеробщик хорошо запомнил это.

– Почему? – спросил у него Леля.

– Так ведь красавица, – только и смог сказать старый хрыч, закончивший выступления в большом сексе лет двадцать назад.

То, что спутница Радзивилла была красива, подтвердили все. Но здесь Лелю поджидала главная неудача: никто так и не смог ни описать ее, ни дать особых примет. Она была просто красива. Стерильно красива – и больше ничего. Из породы клонированных фотомоделей, которые рекламируют все, что под руку попадется, от одноразовых шприцов до оборудования электростанций.

Не опознала эта свора халдеев из «Диких гусей» и фотокарточку, которая лежала в тонком бумажнике Радзивилла. Бумажник был воткнут в задний карман брюк покойного. Кроме весьма фривольного снимка блондинки в прозрачных трусиках, там покоились четыре бумажки по сто долларов и четыре отечественных синюшных полтинника. Кроме того, в «бардачке» были найдены и два ключа на одном кольце. Оба с разными, но весьма занятными бородками.

Часть лица блондинки со снимка закрывали волосы – может быть, именно поэтому официанты не смогли сказать ничего определенного: вроде похожа, а вроде – нет…

Шофер Радзивилла тоже не внес никакой ясности в ситуацию. Он действительно передал ключи от «Ниссана» хозяину. Но в этот момент никого, кроме Радзивилла, за столиком не было: передача ключей досадным образом совпала с выходом дамы в туалетную комнату.

После этого и перед очередной переменой блюд Радзивилл сделал один звонок по мобильнику. Он был чрезвычайно раздражен чем-то: это подметил официант, подававший рыбу по-астурийски к белому вину.

Очевидно, звонок по мобильнику оказался финальным аккордом вечера: дама и Радзивилл свернулись, даже не дождавшись десерта.

В 21.45 они вышли из «Диких гусей» и сели в радзивилловский «Ниссан»; швейцар проводил их до машины. Здесь их следы терялись.

В Париж Радзивилл так и не прилетел.

И два ключа из «бардачка» тоже оказались ложным следом: ни один из них не подходил ни к квартире Радзивиллов на Ланском, ни к их загородному дому в Павловске.

9 февраля. Наталья

Наталья проснулась около семи и несколько минут не могла сообразить, где же она находится. А когда сообразила, подскочила с чужой, совсем не по праву занятой кровати. Тума спала в ногах, змей-искусительное платье висело на спинке… И ночь, проведенная в чужой квартире, показалась ей вполне невинной.

«Я ведь не сделала ничего предосудительного, правда?»

В квартире по-прежнему было тихо, Дарья так и не появилась.

Выгуляв собаку, Наталья вернулась с твердым намерением выйти из квартиры в собственном костюмчике. Но ничего не получилось. В вещах Дарьи было столько животного магнетизма – даже Бродский не шел с ними ни в какое сравнение. Даже губы Джавы, даже его плоский живот – единственное, что занимало Наталью последние двенадцать месяцев, – даже это отступило на второй план. Кто бы мог подумать, что дорогие тряпки могут соблазнить среднестатистическую интеллектуалку гораздо эффектнее дешевых любовников?..